Вот все, что мы сочли нужным сообщить здесь о нравственном воспитании вообще.
То что дети должны жить вместе, в полном обособлении от взрослых, только со своими учителями и начальниками, – об этом мы уже неоднократно напоминали. Само собою разумеется без особого нашего замечания, что это воспитание должны получать одинаковым образом дети обоих полов. Отделение полов друг от друга в особые заведения для мальчиков и девочек было бы несообразно с нашей целью, и уничтожило бы многие основные разделы воспитания совершенного человека. Предметы преподавания для обоих полов одни и те же; различие же в выполняемых работах нетрудно соблюсти и при совместности всего остального воспитания. Малое общество, в котором совершается их образование как людей, так же точно, как и большое общество, в которое они вступят некогда готовыми людьми, должно состоять из соединения двух полов; оба пола должны сперва научиться признавать и любить друг в друге общую им человечность, у них должны быть друзья и подруги, прежде чем они обратят свое внимание на различие полов, и станут мужьями и женами. И взаимное отношение полов в целом обществе – сильная духом защита, с одной стороны, любящее содействие, с другой – нужно представить в устройстве нашего воспитательного учреждения и образовать его в питомцах.
Если наше предложение должно когда-нибудь осуществиться на деле, то первое, что необходимо для этого – это начертать закон внутреннего устройства этих воспитательных учреждений. Если только проникнуть как следует мыслью в представленное нами выше основное понятие, то сделать это будет весьма легко, и останавливаться на этом предмете мы не станем.
Главное требование этого нового национального воспитания заключается в том. Чтобы в нем учеба соединялась с трудом, чтобы питомцам, по крайней мере, казалось, что они сами содержат свое заведение, и чтобы в каждом непрестанно поддерживалось сознание необходимости всеми своими силами содействовать достижению этой цели. Этого требует, – еще совершенно безотносительно к цели внешней осуществимости и необходимой при этом экономии, чего, без сомнения, всякий потребует от высказанного нами предложения, – уже и непосредственная задача самого воспитания: отчасти потому, что все, кто прошел только общее национальное воспитание, предназначены к вступлению в трудящиеся сословия, а в воспитание членов этих сословий, несомненно, предполагает и образование из них дельных работников; но особенно потому, что основательная уверенность в том, что мы всегда сможем пробиться на свете своими силами и не нуждаемся в благотворительности других, чтобы найти себе достойное пропитание, составляет непременную основу личной самостоятельности человека и условие его нравственной самостоятельности в гораздо большей мере, чем, кажется, полагали до сих пор. Это образование представит собою другую, и доныне еще? как правило, отдаваемую на произвол слепой случайности, часть воспитания, которую можно было бы назвать экономическим воспитанием, и которую следует рассматривать вовсе не с той ничтожной и ограниченной точки воззрения, над которой, под именем «экономии», злорадствуют ныне иные писатели, но с высшей, нравственной точки зрения. В наше время часто утверждают, как некий принцип, стоящий выше любых возражений, что, если вы хотите жить, вы именно должны льстить, пресмыкаться, во всем другим угождать, и что иначе вовсе не годится. Наше время не задумывается о том, что. если бы даже мы из милосердия не ответили ему на это героической, однако совершенно истинной сентенцией, а именно, что, если это действительно так, то оно должно именно не жить, но умереть, – у нас остается еще право заметить, что ему следовало бы научиться жить честно (mit Ehren). Наведите только пообстоятельнее справки о тех людях, которые выделяются в обществе своим бесчестным поведением, – всегда Вы найдете, что они не учились трудиться или презирают труд, и что они, сверх того, не умеют вести хозяйство. Поэтому питомца нашего воспитания мы обязательно должны приучить к трудолюбию, чтобы он был недоступен искушению совершить несправедливость под влиянием забот о насущном хлебе; мы должны запечатлеть в его душе сознание того, как позорно желать быть обязанным своим пропитанием чему-то, кроме собственного труда.
