Религия, как мы заметили это уже в нашей третьей речи, может вознести человека решительно над всяким временем и всей современной и чувственной жизнью, нисколько не умаляя этим справедливости, нравственности и святости охваченной этою верою жизни. Даже будучи твердо убеждены, что все наши труды на этой земле не оставят даже малого следа и не принесут ни малейшего плода, и даже, что люди впоследствии извратят понятие о божественном и сделают его орудием злодеяний и еще более глубокой нравственной порчи, – мы можем все-таки усердно трудиться и далее, единственно для того, чтобы поддержать явившуюся в нас божественную жизнь, и в отношении к высшему порядку вещей в будущем мире, в котором ничто совершившееся в Боге не погибнет. Так, например, апостолов, и вообще первых христиан, их вера в небесное уже при жизни совершенно возносила над землею, и от земных дел, – государства, земного отечества и нации, – они отреклись настолько, что уже более не удостаивали внимания эти дела. Между тем, как бы возможно, и как бы легко для веры это ни было, и как бы ни должны были мы радостно смиряться с тем, что у нас нет более земного отечества и что на земле мы изгнанники и слуги, коль скоро уж такова неизменная воля Божия: но все же это не естественное состояние и правило хода вещей в этом мире, но редкое исключение из правила. К тому же весьма превратно использует религию тот, – а именно так очень часто использовали, в частности, и христианство, – для кого она с самого же начала и безотносительно к обстоятельствам ставит себе целью рекомендовать нам это удаление от дел государства и нации как подлинное религиозное умонастроение. В подобном положении, если оно действительно и истинно, а не вызвано только религиозной мечтательностью, временная жизнь утрачивает всю свою самобытность и становится простым преддверием к подлинной жизни и трудным испытанием, которое мы выносим лишь из послушания и преданности воле Божией; а тогда верно будет сказать, что, как это представляли многие философы, бессмертные духи лишь в наказание облечены в земные тела, как в темницы31. В правильном же порядке вещей земная жизнь сама должна быть подлинно жизнью, которой мы можем радоваться, и которой мы можем благодарно наслаждаться, пусть и в ожидании некоторой высшей жизни; и хотя верно, что религия есть также утешение для несправедливо угнетенного раба, однако религиозное чувство заключается прежде всего в том, чтобы противиться рабству и, если только мы в силах этому помешать, не дать унизить религию до простого утешения для пленных рабов. Тирану весьма приличествует проповедовать религиозную преданность и указывать на небо тем, для кого на земле он не желает оставить и малого места; но нам, всем прочим, не стоит так торопиться усвоить себе восхваляемое им воззрение на религию, и мы должны, если только можем, помешать ему превратить землю в ад, чтобы пробудить в людях тем более страстную тоску по небесам.
