Вопрос в том, знает ли предлагающий свои услуги оратор, каким образом может быть победоносно решена эта великая задача? Автор знает, что он не может жить, если не будет обладать тем, что поставлено теперь на карту, и что только надежда содействовать чем-нибудь достижению этой цели, отрывает его от занятий, которые намного более возбуждают его деятельность, и заставляет предлагать ныне свои услуги на другом поприще.
Что касается внешней формы, то, если бы в нашу эпоху, когда все обновляется и враг угрожает нам новым злом, шествующим к нам в революционной форме, непривычная новая форма покажется вызывающей, автор охотно ограничился бы старой и привычной формой проповеди (что с внешней стороны будет тем легче сделать, что он некогда изучал богословие и неоднократно говорил проповеди); хотя более свободная форма, в какой выражается красноречие светского государственного оратора, кажется ему более соответствующей нашему времени: государственного оратора, вокруг которого собирались бы в определенные дни, скажем по воскресеньям, лучшие люди в обществе, чтобы серьезно и торжественно поразмышлять о своем ближайшем великом предназначении, на указанном выше материале, который обещает, кажется, неиссякаемый предмет для разговора.
Вот что хотел я сказать о непосредственном красноречии, которое животворит сильнее всего, излучаясь на публику лицом к лицу.
Что касается другого рода красноречия, которому нужны буквы, как средства, то следует издать прокламации к армии, или для того, чтобы разумно и со всей определенностью и различием признать и похвалить в них правильное, или же, не просто угрожая, но в то же время и убеждая их волю, советуя им сохранять в тех провинциях, которые они проходят, самообладание, благонравие и порядок. Следует издать прокламации к населению провинций, захваченных нашим походом, в которых бы мы знакомили их с нашим намерением, заключающимся не в том, чтобы ограбить или поработить их, но в том, чтобы возвратить им мир, свободу и спокойствие, и внушали им согласие с этим намерением.
Хотя это и выходит за границы той задачи, которую я намерен взять на себя, однако я желал бы все-таки, чтобы, при упоминании задачи таланта в этой войне за человечество, мне было позволено для полноты картины прибавить, что, как мне кажется, при объявлении ее также нужно будет издать манифест, который бы громко и недвусмысленно выражал цель этой войны, в непревзойденной для нас самих форме защищал бы нас от подозрений в каких бы то ни было иных намерениях, и решил бы таким образом в нашу пользу общее мнение Европы, – небезупречного союзника, и лучшего союзника, какой может быть у нас ввиду характера настоящей войны. Мы должны будем признаться себе, что пора, наконец, удалить от этой священной борьбы все проекты мелочно рассчитывающей кабинетной политики, – и если мы действительно решились вступить в эту борьбу, то эту свою решимость мы должны подтвердить и недвусмысленно засвидетельствовать делом!
