Таково, следовательно, было подлинное происхождение и значение пресловутой системы искусственно поддерживаемого равновесия силы между европейскими государствами, таковы были ее последствия для Германии и для всего мира. Если бы христианская Европа осталась единой, как ей и следовало, и какова она была первоначально, то никогда не появилось бы причин сочинять подобную идею: единое покоится на самом себе и само себя поддерживает, а не разделяется на разногласные силы, которые бы нужно было удерживать друг с другом в равновесии; только в Европе разделившейся, где право утратило силу, эта идея приобрела хоть какое-то значение. Германия не принадлежала к этой утратившей правомерность, разделившейся в себе Европе. Если бы осталась единой, по крайней мере, только Германия, то она покоилась бы в самой себе посреди образованной земли, как Солнце посреди мироздания; она сохранилась бы в покое сама, и сохранила бы вместе с тем покой и в ближайшем своем окружении, и сообщила бы всему равновесие, не принимая каких бы то ни было искусственных мер, одним только естественным своим существованием. Только обман заграницы заставил Германию вмешаться в несправедливость и раздоры этой заграницы, и внушил ей это коварное понятие о равновесии, как одно из самых действительных средств для того, чтобы ввести ее в заблуждение о том, в чем состоит ее подлинная выгода, и удержать в ней это заблуждение. Эта цель ныне весьма успешно достигнута, и желаемые последствия этого у нас на виду. Если же мы и не можем устранить этих последствий, – то почему же не искоренить нам по крайней мере источник этого положения дел в нашем собственном разуме, который ныне есть едва ли не единственное, что осталось в нашем свободном распоряжении? Почему должны мы позволять, чтобы этот старый призрак сновидения по-прежнему витал перед нашими глазами, когда беда уже пробудила нас от этого сна? Почему же по крайней мере теперь не должны мы увидеть истину и то единственное средство, которое может спасти нас, – не совершат ли, быть может, хоть наши потомки то, что мы ныне постигли; так же, как мы страдаем теперь оттого, что наши отцы предавались грезам. Давайте же поймем, что идея искусственно поддерживаемого равновесия, хотя она и могла быть утешительной мечтой для заграницы при всех бедствиях, при всей вине, на ней тяготевших, – но что она, как исключительно заграничное изделие, никогда не должна бы укорениться в душе немца, и что немцы никогда не должны оказываться в положении, в котором бы эта идея могла укорениться у них. Сейчас по крайней мере мы постигаем все ее ничтожество, и нам следует понять, что спасение для всех – не в этой идее, а только в единении всех немцев между собою.
