Но разве позволительно было делать и эти два допущения в столь общем виде, и без всяких исключений? Разве в сердце Европы могучая немецкая нация не осталась чистой от этой добычи и от заразной охоты к ней, и почти неспособной даже и притязать на эту добычу? Если бы только эта нация оставалась соединенной в одну общую волю и одну общую силу, – то, пусть бы все прочие европейцы сколько угодно убивали друг друга на всех морях, на всех островах и побережьях; в центре Европы надежный вал немцев помешал бы им столкнуться между собою, – здесь сохранился бы мир, и сами немцы смогли бы сохранить себе, а вместе с собою и части прочих европейских народов, спокойствие и благосостояние.
Своекорыстие заграницы, рассчитывающее только на следующую минуту, не могло допустить, чтобы это так было. Иностранцы сочли, что немецкая храбрость пригодится им, чтобы вести войны с ее помощью, а немецкие руки – чтобы этими руками вырвать добычу у их соперников; нужно было изобрести только средство достичь этой цели, и заграничная хитрость одержала легкую победу над непосредственностью и неопасливостью немцев. Именно заграница первой воспользовалась возникшим в Германии внутренним разладом из-за религиозных разногласий, чтобы искусственно расколоть и эту нацию, представлявшую совокупность всей христианской Европы в миниатюре, из прежнего тесно сплоченного единства на обособленные и самобытно существующие части так же точно, как естественно раскололась прежде и сама Европа от явившейся перед нею общей добычи; заграница сумела представить друг другу эти, возникшие таким путем, особенные государства в недрах единой нации, у которых не было иных врагов, кроме самой заграницы, и не было иной задачи, кроме одной общей задачи: соединенными силами противостоять коварству и обольщениям этой заграницы, – заграница умела представить эти государства друг другу естественными врагами, которых каждое из них всегда должно бдительно остерегаться, а саму себя изобразить их естественной союзницей в борьбе с опасностью, грозящей им будто бы от их же собственных соотечественников; союзницей, вместе с которой они только и могут выстоять или победить, и которой они поэтому также должны всеми своими силами оказывать поддержку во всех ее предприятиях. Только силой этой искусственной связи всякий раздор в Старом или Новом свете, из-за какого бы предмета он ни возникал, становился поводом к раздору между самими немецкими племенами; исход всякой войны, по какой бы причине она ни возникла, приходилось решать на немецкой земле, проливая немецкую кровь; всякое смещение всемирного равновесия нужно было возмещать в той именно нации, которой был чужд самый первоисточник этих отношений, и немецкие государства, обособленное существование которых само уже было противно разуму и природе, чтобы только быть хотя чем-нибудь, сделались придатками главных гирь на весах европейского равновесия, за колебаниями которых они отныне слепо и безвольно следовали. И подобно тому, как в ином иностранном государстве граждан обозначают по-разному, смотря по тому, принадлежат ли они к той или иной из иноземных партий и голосуют ли за ту или иную из иностранных коалиций, и только тех из граждан, кто принадлежит к партии отечества, не умеют назвать никаким особенным именем, – так и немцы давно уже были только за какую-нибудь чужеземную партию, и лишь изредка встречали вы среди них человека, державшего сторону немцев и убежденного, что этой стране нужно вступить в коалицию с самой собою.
