Если меня спросят, как этого можно достичь, то на это есть только один ответ, который все в себе заключает: мы должны немедленно стать тем, чем нам и так следует быть, – немцами. Мы не должны подчиняться духом: значит, нам прежде всего нужно именно приобрести некий дух, дух твердый и уверенный; мы должны стать серьезными во всем, и не влачить существование просто из легкомыслия и как бы только в шутку; мы должны составить себе убедительные и неколебимые принципы, которые послужат твердой путеводной нитью всей прочей нашей мысли и нашим действиям, жизнь и мысль должны слиться у нас в единство, и быть отныне сплоченным и прочным целым; мы должны стать в жизни, как и в мысли, согласны с природой и истиной, и отбросить прочь чуждые нам фокусы; если сказать все одним словом – мы должны усвоить себе характер. Потому что иметь характер и быть немцем – это, без сомнения, одно и то же, и этот предмет не имеет для себя особенного названия на нашем языке, потому что он именно должен непосредственно, без всякого нашего знания и осмысления, происходить из самого нашего бытия.
Мы должны, прежде всего, собственным движением наших мыслей обдумать великие события наших дней, их отношение к нам и то, чего мы можем ожидать от них, составить себе ясный и твердый взгляд на все эти предметы, и сказать решительное «да» или «нет» на все принадлежащие сюда вопросы. Это должен сделать всякий, кто притязает быть хоть немного образованным. Животная жизнь человека во все эпохи протекает по одним и тем же законам, и в этом всякое время подобно другому. Различные времена существуют только для рассудка, и лишь тот, кто проникает их в понятии, переживает их сам и существует в этом своем времени; всякая иная жизнь есть лишь животная и растительная жизнь. Не замечать, как проходит мимо нас все, что совершается в жизни, и даже с намерением закрывать глаза и затыкать уши перед напором происходящего, и тем более хвалиться этим безмыслием как величайшей мудростью, – это прилично разве скале, об которую нечувствительно для нее самой плещут волны прибоя, или стволу дерева, которое неприметно для него самого рвет и ломает буря, но только не мыслящему существу. – Даже парение в высших сферах мышления не избавляет нас от всеобщей обязанности – понимать свое время. Все высшее непременно должно желать вмешаться по-своему в непосредственно настоящее, и кто поистине живет в этом высшем, живет в то же самое время и в своей современности, а если бы не жил в этой последней, то доказал бы тем самым, что и в высших сферах он не живет, и что в них он только грезит. Подобное невнимание к тому, что происходит на наших глазах, и деланное устремление внимания – если уж оно в нас появится – на другие предметы, – именно это больше всего желал бы встретить в нас враг нашей самостоятельности. Если он будет вполне уверен, что мы ничего не подумаем про себя, чего бы ни увидели, то оно именно сможет сделать с нами, как с безжизненными орудиями, все, что пожелает. Именно безмыслие привыкает ко всему: но где остается всегда бодрой ясная и объемлющая мысль, и в этой мысли – образ того, что должно быть, там не будет места тупой привычке.
