Пусть государство и те, кто дает ему советы, не замедлят приняться за решение этой задачи, полагая, что мы еще очень далеки от желанного успеха. Если мы захотим отделить, среди многочисленных и весьма запутанных причин нашей теперешней участи, то, что единственно и поистине составляет долг правительств, то мы найдем, что эти правительства, которые более всех других обязаны вглядываться в будущее и господствовать над ним, под натиском великих событий нашего времени всякий раз пытались только выбраться, как умели, из непосредственного насущного затруднения; а в отношении будущего рассчитывали не на свое настоящее, а на какой-нибудь счастливый случай, который как бы разрубит непрерывную цепь причин и следствий. Но подобные надежды всегда обманчивы. Побудительная сила, которую мы однажды внедрили в свою эпоху, продолжает действовать, и свершает свой путь, и если однажды мы допустим оплошность, то ее запоздалое осознание уже не поможет отменить ее последствий. От первой возможности – думать только о настоящем – судьба нас, на первое время по крайней мере, избавила; настоящее принадлежит нам. Пусть же не останется в нас отныне и второго, пусть не станем мы ожидать себе лучшего будущего от чего-то, кроме нас самих. Хотя никого из нас, кому для жизни нужно еще что-то кроме пропитания, наше настоящее не может утешить и утвердить нас в обязанности жить; лишь надежда на лучшее будущее есть тот воздух, которым мы еще можем дышать. Но только пустой мечтатель может основать эту надежду на чем-то ином, кроме того, что сам он может вложить в настоящее, чтобы из него и развилось будущее. Пусть те, кто правит нами, позволят нам думать о них так же хорошо, как думаем мы в своем кругу друг о друге, и какими чувствуют себя лучшие люди; пусть они встанут во главе этого, вполне ясного и нам, дела будущего, чтобы мы еще своими глазами увидели, как возникнет то, что сотрет некогда из нашей памяти тот позор, что был причинен на наших глазах самому имени немца!
Если государство возьмется за решение предлагаемой ему задачи, то оно сделает это воспитание всеобщим, на всей его территории, для всякого рождающегося в нем гражданина без всякого исключения; и только для этой всеобщности воспитания нам и нужно государство, ибо для того, чтобы предпринять то тут, то там, отдельные опыты и начальные шаги к такому воспитанию, достаточно будет, по-видимому, и силы благонамеренных частных лиц. Не следует, впрочем, ожидать, что родители всегда будут готовы расстаться со своими детьми и вверить их этому новому воспитанию, о котором им непросто будет внушить какое-нибудь определенное понятие; но, как показывает прежний опыт, нужно быть готовым, скорее, к тому, что каждый, кто считает свое состояние достаточным для того, чтобы прокормить своих детей у себя дома, будет противиться публичному воспитанию, и особенно столь резко отделяющему детей от родителей и столь продолжительному воспитанию. В подобных случаях, когда приходится ожидать неповиновения, мы до сих пор видим обыкновенно, что государственные мужи отклоняют такое предложение, и отвечают, что применить силу для этой цели государство не имеет права. И вот потому, что они желают подождать, пока все люди вообще обнаружат к тому добрую волю, а без воспитания всеобщая добрая воля никак возникнуть не может, это самое ожидание послужит им защитой от любых улучшений, и они могут надеяться, что все останется как было до конца времен. Если говорят это такие люди, которые или вообще считают воспитание некой ненужной роскошью, в отношении которой следует вести дела с возможно большей бережливостью, или же усматривают в нашем предложении только новый рискованный опыт исправления человечества, который может удаться, а может и не удаться, – их добросовестность заслуживает всяческих похвал. От таких же людей, которых охватывает восхищение при виде прежнего состояния публичного образования, и восторг от сознания, до каких высот совершенства поднялось это образование под их руководством, и подавно никак нельзя требовать, чтобы они обратили свой взгляд на что-то такое, чего они и прежде не знали бы; со всеми таким людьми ничего невозможно сделать для нашей цели, и было бы очень жаль, если бы именно им досталось принимать решение об этом деле. Но пусть найдутся, и пусть будут призваны на совет об этом вопросе, государственные мужи, которые, прежде всего, воспитали себя сами глубоким и основательным изучением философии и науки вообще, которые с полной серьезностью относятся к своему занятию, которые составили себе твердые понятия о человеке и его назначении, которые способны понимать настоящее и постигать, что, собственно, настоятельно необходимо ныне человечеству; если бы эти люди и сами постигли на основе упомянутых мною предварительных понятий, что одно только воспитание может спасти нас от неудержимо надвигающегося на нас варварства и одичания, если бы предносился им образ нового поколения людей, какое возникло бы в школе этого воспитания, если бы сами они были искренне убеждены в непогрешимости и верности предложенных здесь мною средств: то от них мы могли бы ожидать и понимания того, что государство, как верховный распорядитель человеческих дел, и как опекун несовершеннолетних, дающий ответ за них только перед Богом и перед своей совестью, имеет полное право даже и принуждать этих несовершеннолетних для собственной их пользы. Где в наше время такое государство, которое сомневалось бы в том, имеет ли оно право принудить своих подданных нести военную службу, а для этой цели забрать детей у их родителей, желают ли того родители, или дети, или и те и другие вместе, или же нет? И однако это принуждение, заставляющее детей избрать против собственной воли и надолго некий образ жизни, гораздо сомнительнее первого, и имеет часто самые вредные последствия для нравственного состояния, для здоровья и жизни принуждаемых; а то принуждение, о котором мы ведем речь, возвращает человеку по завершении воспитания всю полноту личной свободы, и может иметь только самые благотворные последствия. Правда, прежде и несение военной службы предоставляли свободной воле человека; но когда оказалось, что для поставленной цели этой свободной воли недостаточно, не колеблясь решено было помочь делу принуждением; потому что самое это дело было достаточно важно для нас, и крайность положения требовала прибегнуть к принуждению. Пусть же и в этом отношении у нас откроются глаза, чтобы увидели мы нашу крайнюю нужду, и пусть этот предмет станет столь же важен для нас. тогда и эти колебания исчезнут сами собою; потому что ведь это воспитание, – тем более что и принуждение понадобится нам только в этом первом поколении, а в следующих поколениях, которые сами прошли уже школу этого воспитания, оно станет излишним, – отменяет и надобность в принуждении к военной службе, ибо все его воспитанники будут равно готовы защищать отечество с оружием в руках. Если же пожелают, для того чтобы поначалу не слишком много было крика, ограничить это принуждение к публичному национальному воспитанию таким же точно образом, как ограничивали до сих пор принуждение к военной службе, и сделать исключение для сословий, освобожденных от военной службы, также и в этом отношении, то сколько-нибудь значительного вреда от этого не последует. Благоразумные родители в сословиях, освобожденных от этого воспитания, добровольно передадут своих детей в ведение этого воспитания; пусть даже, немногочисленные сравнительно с целым, дети неблагоразумных детей из этих сословий подрастают по-прежнему и доживут до лучшей эпохи, которую оно должно создать, – они сгодятся в ней только на то, чтобы служить диковинным воспоминанием о прежнем времени и дать новому времени живое сознание того, насколько оно его счастливее.
