Речи к немецкой нации | страница 106



Пусть государство и все те, кто дает ему советы, решится пристально взглянуть на свое действительное положение в наше время и признаться в этом положении себе самому; пусть оно живо постигнет, что у него не осталось более решительно никакой другой сферы деятельности, в которой бы оно могло двигаться и что-то решать как подобает действительному государству – изначально и самостоятельно, – кроме только этой сферы – воспитания будущих поколений; что если оно не желает совершенно бездействовать, оно может делать только это; но что и эту заслугу мы в полной мере признаем за ним, нисколько ему в том не завидуя! Что мы уже не в силах оказывать деятельное сопротивление, – это мы предполагали уже и прежде, как нечто для всех очевидное и всеми признанное. Как же мы можем оправдать наше лишившееся оттого всякого смысла существование от упреков в трусости и недостойном жизнелюбии?

Никак иначе не сумеем мы оправдаться, как если решимся жить отныне не для себя самих, и докажем делом эту свою решимость; если сделаемся зерном посева для более достойного потомства, и только ради этого потомства пожелаем сохранить себе жизнь до тех пор, пока выведем в свет это потомство. Что же еще можем мы сделать, утратив ту первую цель своей жизни? Другие напишут за нас наши конституции, другие укажут нам, с кем заключать нам союзы и как применять наши вооруженные силы, другие ссудят нам на время и свод законов, нас даже лишат порой и права вершить суд, выносить приговор и приводить его в исполнение; от всех этих забот мы на ближайшее будущее будем совершенно избавлены. Не подумали они только о воспитании; если мы ищем, чем нам заняться, то давайте займемся этим! Следует ожидать, что заниматься этим нам не помешают. Я надеюсь, – быть может, я заблуждаюсь даже и в этой надежде, но, поскольку я еще могу жить лишь ради этой надежды, то и не могу оставить эту надежду, – я надеюсь, что смогу убедить некоторых немцев и помочь им понять, что одно только воспитание может спасти нас от всех тех бедствий, что тяготеют над нами. Я рассчитываю в особенности на то, что общая беда сделала нас более склонными к наблюдательности и к серьезному размышлению. У заграницы иное утешение и иные средства; не приходится ожидать, чтобы она уделила какое-то внимание или хоть несколько поверила этой мысли, если бы когда-нибудь эта мысль могла прийти ей на ум; более того, я надеюсь, что эта мысль станет тогда лишь богатым источником шуток и потехи для читателей заграничных журналов, если они услышат когда-нибудь, что кто-то ожидает от воспитания столь важных последствий.