– Ты моя ученица, Мара. Не так много было нам отпущено времени на обучение, но все же. Ты – то, что останется после меня в этом мире. Изучи магию ветров. Найди ей достойное применение. Иди.
– Вас убьют! – у меня во рту скопилась невыносимая горечь. Нет, не во рту – во всем моем теле.
– Знаю. Прощай, Мара.
Как бы сильно я ни старалась сохранить хотя бы внешнее спокойствие, но силы изменили мне. Громко всхлипнув, я схватила руку Шааса и прижала к губам его иссохшую холодную ладонь.
– Как вам помочь? Как? Как помочь?..
– Иди, Мара. Просто иди, – Шаас высвободил свою руку из моей, но неожиданно одним легким жестом провел пальцами по моей щеке. – Иди, Мара. Иди.
***
Безразлично. Мне было безразлично, что я иду по тюремным коридорам и рыдаю в голос. Здесь к такому привыкли. Мне было все равно, что прохожие на улицах обходят меня стороной, а я, почти ослепшая от слез, постоянно натыкаюсь на людей и спотыкаюсь о брусчатку мостовой. Обхватив себя руками, я тряслась, как в лихорадке, и мечтала о том, что сейчас некие высшие силы проявят милость и отнимут у меня жизнь. Рыдания не приносили облегчения, и, казалось, приближали момент, когда один из вдохов станет последним. Но этот миг все не наступал, и окружающий мир был трясиной, из которой не выбраться. Я обречена тонуть в ней вечно, мучительно, заслуженно…
– Мара! Да она это, останови! – голос, как призрак из прошлого. Я продолжала идти куда-то, не видя дороги. Голоса из давних лет не имели больше смысла.
– Мара! Стой же ты! – две руки, словно клешни, вцепились в мои плечи. Даже мой заложенный нос уловил аромат белой розы. Призрак из прошлого, охая, провел шелковым платком по моему лицу, лишь еще больше размазав слезы.
– Кто обидел? Седри, помоги посадить ее в экипаж… Да, это моя сестра, идиот!
В ноздри ударил резкий запах, и я невольно отшатнулась и закашлялась. Мир утратил сходство со смертным болотом, и я осознала, наконец, где нахожусь. И с кем.
Арла трясла перед моим лицом флакончиком с нюхательной солью. Мы сидели в ее личном экипаже. Слева, стараясь держаться подальше от меня, сидел парень и с ужасом взирал то на Арлу, то на мое зареванное лицо.
– Так! Вижу, пришла в себя.
Сестра расположилась на сидении напротив и была сейчас очень похожа на нашу мать – строгий, непоколебимый взгляд и поджатые губы. Нарядное платье и уложенные волосы свидетельствовали о том, что Арла ехала со светского приема.
– Почему ты ревешь посреди улицы? О чем ты только думаешь? В этом городе немало людей, которые знают, что мы сестры. Пошли бы разговоры.
