, вокруг которого уже с конца семидесятых начали собираться на летний сезон различные люди, искавшие возможности позаниматься йогой в условиях умеренного горного ландшафта, близкого по своим природным характеристикам к классическому гималайскому. Надо сказать, что местность вокруг сиёмской станции соответствовала всем мыслимым стандартам почти идеально: не очень далеко от города, но и не близко; не слишком высоко в горах, но в двух часах перехода отсюда — совершенно тибетское плато, а чуть дальше — снежные перевалы.
Контингент станции обычно состоял из трех человек: начальника и двух сотрудников. Из всей команды, как правило, присутствовали только двое, тогда как третий отгуливал, а затем, возвращаясь к условленному сроку, приносил с собой свежие запасы еды. Вся работа состояла в том, чтобы дважды в сутки замерять уровень воды в боковом ручейке и передавать результаты по специальной связи в центр. В остальное время можно было делать асаны, пранаяму и медитировать, чем там преимущественно и занимались.
Начальником станции был Леня Бобров. Некогда он изучал на факультете восточных языков бенгали и хинди, потом его послали в Индию на стажировку. Там Леонид законтактировал с йогами, начал ездить на различные семинары и медитации, брал личные уроки у известных гуру. В таком режиме пробыл он в Индии примерно год, а затем с напрягом вернулся в СССР. Но работать в советской системе уже не смог: йога взяла свое. В конце концов он устроился в гидрологию, где, будучи человеком неглупым и точно знающим, что ему нужно, нашел для себя оптимальный вариант: место начальника горной станции. Главным кумиром Лени был Айенгар[20], а хатха-йогу он выполнял на таком уровне, каким мог похвастаться разве только Шива.
Помимо Лени, на станции тогда работали Федор Федорович и Коля-шиваит. Федор Федорович был учеником бурятского старца и лхарамбы (доктора буддийских наук), габжаламы Готавона — гуру легендарного маэстро-тантрика Бидии Дандарона[21], посаженного в начале семидесятых за «разврат» и погибшего в лагере. По словам Феди, Белый старец[22] основную часть времени проводил в медитациях, причем от постоянного сидения в позе лотоса ноги у него совершенно онемели и самостоятельно передвигаться он уже не мог.
Стены в душанбинском доме Федора были сплошь увешаны танка — буддийскими иконами на ткани, повсеместно стояли медные Будды и другие бурханы[23], горели лампады и курились ароматические палочки агарбатти из сибирского кедра, приготовляемые ламскими послушниками в отдаленных ретритах забайкальских Саян. Окна были зашторены даже днем. Федор Федорович любил покой. Упор в йоге он делал прежде всего на брахмачарье
