(Легально курить разрешалось только Маркычу. — Е. А.)Тускло живем, но духом не падаем.
Вечером читали стихи поэта Северянина. Ячество и мания величия его поэзии вызывает бурю эмоций протеста у слушателей. <…>
Постоянно чувствую неудовлетворенность собой. Мало чего успеваю делать. Иногда чувство глубокого одиночества подстерегает меня, но выручает чтение. Вдохновение и эйфория низвергнулись с моих глаз. Сегодня мне было почему-то грустно. Как будет завтра — не знаю, но только одно! Тот мир, что зовется Любуткой, — мой мир.
Наступил конец месяца. Тонус настроения в коллективе резко упал. Изучаем стихи Павла Васильева, стихи которого воспринимаются по-разному. Поэзия сложного синтаксического уровня — трудно. Я вдруг обнаружил, что совершенно не умею читать современных поэтов. Я читаю ритм, а не смысл. <…>
Наступил день рождения наших девчонок. Весь день поют «Многия лета». Настроение приподнятое. Катюши К. и Г. испекли пирог. Катюша К. забыла положить в пирог муку.
Вечером читали стихи Анненского. Пели, пели, пели. <…>
Личное время проводят каждый по-своему. Чаще всего что-то читают, слушают радио. Телевизора здесь нет. Принципиально. Слышен смех — это Сэрж, генератор технических идей, балагур и весельчак, рассказывает анекдот, поддерживает настроение в коллективе.
Последний обход своих владений делает хозяйка школы-общины — Елена Давидовна Арманд. Женщина средних лет, небольшого роста, стройная, спортивного склада, подвижная, со смуглым загадочно-задумчивым ликом, большими, полными житейской мудрости глазами. Палитра характеризующих качеств необычайно сложна, необъятна, противоречива. Она обладает широчайшей гаммой человеческих, психологических, морально-этических, эстетических норм. Бог наделил ее душу всеми достоинствами своего собственного начала, которые присущи Ему и нам, Его детям. Впрочем, судить об этом не мне, и так я наговорил слишком много. Пусть судит Бог, история, время, люди».
Такими заметками Маркыч исписывал школьные тетрадки корявыми буквами через 3 линейки — египетский труд! Ему не так много было видно из его инвалидного кресла, он бывал заброшен и забыт нами — двуногими и двурукими, но доброжелательный и внимательный, он видел то, чего мы, проносясь, не увидели и никто не записал. Хроника событий, настроений, портреты… Может быть, характеристики характеризуют больше восторженного автора, чем сам предмет, но они ценны, уникальны, прекрасны. Вот так, через запятую:
