О Господи, о Боже мой! | страница 49
Я купила ей дом в Любутке. Мы еще работали в интернате. А дом был нужен для чего-то большого, хоть пока и неопределенного. К тому времени умерла Анисья Степановна — хозяйка козлят и избы. Я стала торговать дом у ее дочки — лукавой бабы из дальней деревни. Она запросила 800! Я торговалась, но потом денег дал наш поклонник — мой бывший, Машин настоящий! Знать бы тогда, сколько непокоя принесет тот дом с собою!
В Андреапольский районный суд
от Сулимовой М.В., проживающей
в деревне Монино Андреапольского
района Тверской области
Я купила дом Ивановой Е. И., проживающей в деревне Симонка Хотилицкого с/с Андреапольского района Тверской области. Была составлена купчая на покупку дома 15 июня 1990 г. при свидетелях. Оформление в с/с с. Хотилицы было отложено до выяснения размера госпошлины на оформление дома. Я неоднократно заявляла в Госстрахе г. Андреаполя о необходимости определения суммы госпошлины. Когда была определена стоимость госпошлины, Хотилицкий с/с отказал в оформлении на меня дома до выписки из Москвы.
6 апреля 1990 г. я выписалась из Москвы для прописки в купленном доме. Хотилицкий с/с отказал мне в прописке на том основании, что бывшая хозяйка дома якобы желает расторгнуть сделку и вернуть себе проданный дом. За время моего проживания в доме была произведена его капитальная перестройка. В него вложены средства и труд. Кроме того, новый курс рубля значительно отличается от курса его на момент продажи дома, повысилась стоимость стройматериалов и жилья.
В настоящий момент я проживаю в купленном доме без прописки и не имею другой жилплощади. Хотилицкий с/с не выделил мне приусадебного участка и продуктовых талонов. Я не имею возможности приобретать продукты питания.
Обратно в Москву меня не пропишут.
Прошу Суд вмешаться в решение моего вопроса и обязать Хотилицкий с/с прописать меня в купленном доме.
22 мая 1991 г. <Подпись>
Это было только начало маневров, которые обернулись бессрочно затянувшейся кровопролитной войной. Нас было двое: я — полководец, Маша — верный солдат. Мы против всех — Москвы и деревни, против Машиных родных и местной гидры, против всех моих знакомых и друзей, не веривших в то, во что верили мы. Воевали за право остаться здесь и еще за один дом в Любутке, который был необходим нам в нашем туманном будущем.
Машины родители приехали к нам на ее 18-летие.
В это время у нас был жилец — новый, не Дюша. Дюша испарился. Донесся слух, что он в Оптиной Пустыни собирается принять постриг, а с нами, с нашей греховной жизнью он больше не может иметь ничего общего. Новый жилец был сыном Гармаева. Неожиданно прибыл он пожить и помочь нам. Мы были знакомы с лагерных времен — рукастый парень, шустрый. Он поселился в Любутке, уже недели две там плотничал, строил веранду. А мы в торжественный день получали подарки в Хотилицах. Я была любезно осыпана ими тоже, хоть и не именинница. Маше привезли фамильное колечко с камушком, наряды, арбуз, бананы и бутылку «Столичной» (валюту, с помощью которой в деревне велись все дела). Только разложились мы за столом, как в окно увидели самого Гармаева.