В сторону интерната мы не смотрели. Я, хоть и не видела жаб, отворачивалась от зеленых корпусов. Огороженная территория была пропитана едким запахом детской тоски.
Мы повели совсем частную, тихую жизнь. Но в банные дни в темноте потихоньку ходили в казенную баню мыться. Гвоздик доверял нам ключ. Баня уже остывала, но пар стоял вокруг лампочек тусклой радугой. Везде были разбросаны шайки, т. е. тазы, будто после драки. Может быть и дрались, потому что всего два крана — горячий и холодный. Около них завязывались потасовки. За 30 минут класс должен был помыться. А краны хулиганские — если их хорошо раскрутить, они брызгали вбок ледяной водой и кипятком, и жалили, и шпарили. Ожоги бывали нередко. Но мы с Машей были вдвоем. Она ставила свою шайку под холодный и горячий краны одновременно и так мылась, не сходя с места. А я, обходя голенькие округлости, думала: до чего же монолитно это — и фигурка, и характер… Я учила ее пять лет, и она танцевала и была прекрасна. Я узнала счастье гончара — из сырой глины лепить сосуд. Неужели это мое создание? И еще я думала, обходя ее каждый раз со своей шайкой по скользкому полу: когда же она все-таки заметит, догадается, что мне неудобно, и подвинет свою шайку куда-нибудь?
Но, пока я думала, нас выследили и выгнали из бани. Мы оставались некоторое время немытыми, но скоро нас пригласила в частную баню жена Налима, потихонечку от него, когда он ночевал в Андреаполе. Его жена с дочками в эти периоды могли вздохнуть свободнее, и мы с Машей счастливо гостили у них, отогреваясь душой. По какому-то поводу я писала им посвящение, забытое и утерянное впоследствии, из которого запомнились только последние строчки:
…Россия выживет, пока
Три тихих женщины в глуши
Хранят высокий строй души.
Девочки у меня танцевали (пока не запретили это дело), у Маши рисовали, а ухаживал за ними наш юный жилец Дюша. Неизвестно, откуда узнал он про нас и явился на порог. А в путь он отправился в нежном возрасте из города Душанбе (если верить рассказам) еще до того, как изобрели слово «бомж». Потом он был хиппи, вернее, «у хипoв».
Дюша, человек талантливый, сразу схватился за нашу блок-флейту и стал на ней учиться круглосуточно. Когда мы взмолились, и Дюша перешел в избушку напротив к симпатичной старушке, которая была учительницей музыки во времена oны. Она очаровалась Дюшей, он совершенно обольстил ее и даже затмил нас, отстранил от ее благодеяний (телефона и банок с соленьями).
