Я чувствовала себя правой. И так не на шутку разошлась, что заявила в областную профсоюзную организацию о том, что Машу обсчитывает бухгалтерия. Областные (вот чудо перестройки!) приехали на машине за 300 км разбираться. Подкатили прямо к дому, но Маша как сквозь землю провалилась. Только что была здесь — и нет! Походили по огороду, покричали в надворных постройках… и уехали.
Тогда Маша вышла из шкафа… Ах, думузи, нельзя же быть таким кроликом!
Я все ей прощала: пусть никто не замарает ее ни казенным, ни грязным словом. Пусть даже в магазин не ходит за хлебом, чтоб не встретилась со злобным взглядом. Пусть марают меня. А она говорила: «Я боюсь, я не могу. Они все превращаются в больших жаб, страшных, с красными глазами и когтями на руках. Я вижу, вижу их!»
Больше мы не пошли в интернат, хотя суд нам и присудил вернуться на свои рабочие места. Ребят моих куда-то увезли, не осталось ни одного.
Хотилицы меня зауважали, приходили со словами: «Вот вы женщина умная, вам хорошо, а нам судиться с директором не начётно (невыгодно т. е.), он давеча дрался, вон выкинул с кухни».
Началась вторая зима, было очень темно. В темноте шел лохматый снег — не белый, а так чуть-чуть отсвечивал. В сумерках я отправилась за чем-то по деревне и встретила процессию: медичка вела ребят к автобусной остановке. Подбежал ко мне Власик. Куда ж его теперь, он только месяц как из Бурашева. Бурашевскую обработку ребята проходили за четыре месяца, а Власик отбыл год. Я посылала нарочных, узнать о нем, они говорили с главврачом. Он был возмущен, почему Власова интернат не забирает, почему не отвечает на запросы. «У него нет психиатрического диагноза, но раз уж он тут, мы его лечим. Бурашево не дом отдыха!» Когда Власика все-таки привезли в интернат, он торчал целыми днями у Маши в пионерской. И была у него идея, что директор берет его к себе заместителем. Никто ему не мешал так думать и оставаться среди Машиной малышни, которую она приручила за лето. Пока взрослые воспитатели были в отпуске, на пионервожатую возложили Власова и младшие классы. А теперь куда-то судьба его гонит?
Подбежали младшие во всем казенно-новом — Лилька и Маринка (Машины птенцы): «Нас везут в санаторий!» От остановки метнулась черная фигура бочковатой медички. С криками насчет того, что сейчас «она» (т. е. я) будет травить детей таблетками (т. е. наркотиками), она поволокла их прочь. И шепотом матюжки, матюжки.
Нет, ничего сейчас я не положила им в ладошки. Это раньше я носила витаминки в кармане.
