О Господи, о Боже мой! | страница 35



Записала наших всех психиатриса за 10 минут. На некоторых и глаз не подняла. Мы ушли. Оля-Натольна мне: «Зачем меня сюда звали?» Я знаю про себя, зачем я там была: никого из наших не отправляют на этот раз в Бурашево.


Раз в месяц бывали педсоветы. Олег Иванович и напротив 20 женщин вдоль стенок. Не помещается только Надежда Владимировна, та, которая надеждами владела как раз в моем классе — классная руководительница. Она посреди, как гора, и застит Олега Ивановича. Но не больно и хотелось.

Он: «Нам надо решать, чем мы будем поощрять победителей соревнования…» Все сидят, под грудями сложив руки, молчат. Одна бросила: «Ничего им не надо, им только ломать и портить…» Он: «Мы можем их премировать поездкой». Женщины: «Да, за то, что они сбегают и курят?!» Он: «Чтобы выделить лучших». Они: «Их не интересует». Он: «Надо выбрать куда, чтоб интересовало». Они: «Им все равно, лишь бы мороженого поесть». Он: «Вот, например, в Калинин, в цирк». Они: «Во сколько ж это встанет?» Он: «Дорога по 20 рублей, билеты по 1,5 рубля… 400 в сумме». Они: «Да где ж такие деньги взять?» Он: «Ну а если шефы дадут 100? Ну и другие 100, и третьи. и четвертые? У нас четыре шефа». Они: «Да все от них одни обещания. Тут сидим зря, корова не доена. Что попало».

Он: «Возьмите темы докладов». Они: «Это опять как в том году Анна Ванна прочла по бумажке слова какие-то непонятные. Мы институтов не кончали, нам эти слова неизвестные. Все равно не понимаем ничего. Да к чему все это? Дрова колоть мы их и так заставим». Одна усовестилась, взяла тему: «Патология раннего развития олигофренов». Многих на педсовете не было. К этому времени Евгений Григорьевич (тот, со стеклянным глазом) и Татьяна Павловна не были в запое, но они задержались прийти, потому что ожидался вопрос об их увольнении. Михаил Николаевич стрелял в то утро в себя из ружья (любовь), но в сердце не попал, раздробил плечо. Жена его, мать двух детей и двух близнецов, погибших на ближайшей неделе от довременных родов, не пришла. Ее и не ждали. Новая его — Михаила Николаевича (М. Н.) — любовь — Любовь Николаевна — мать троих детей и вдова удавившегося мужа (любовь) отсутствовала по понятным причинам. Посёстра (любовница) того, удавившегося, Миши тоже отсутствовала по непонятным причинам. Было удачно то, что Евгений Григорьевич запоздал насовсем, а то бы он вступил в перебранку с Олегом Ивановичем (паном Мисковым, как он его называл) и все бы окончательно запуталось и изъязвилось. Отношения их были испорчены с тех самых пор, когда Евгений Григорьевич был побратимом (любовником) бывшей пионервожатой. Но общественность в лице тестя и тещи вступилась за честь дочери. Пионервожатая, умываясь слезами, была посажена в автобус на Тверь. Евгений Григорьевич сильно переживал. Он еще раньше стрелял из ружья в своего соперника, но промахнулся. А теперь совсем расстроился и вот, выждав момент, он донес куда надо, что мать его соперника — интернатский делопроизводитель и кассир — выгнала самогон. Самогон гнали все, но по специальному вызову приехал ревизор. Ей предстоял суд по уголовной статье. Но Е. Г. еще почему-то перебил ей стекла.