Днем мы с Игорем залезали на дубы, отрывали от них жерди, вытаскивали гвозди. Подавали голос последние куры. Почему мы их не ели? В голову не приходило. Мы ненавидели их всей душой, но и зарубить не умели.
Когда ходили в Шешурино, видели куропаткинскую школу. Одноэтажная, деревянная, крыльцо с резной причелиной, узенькое кружево наличников, ежевика взобралась на крыльцо, пока не было занятий, дерево от времени засеребрилось. Мы мечтали работать в такой школе. А когда ездили в автобусе, слышали разговор молодых учительниц:
— Ты какие уроки взяла?
— Я математику, историю и физкультуру.
— А я — биологию, обществоведение и немецкий.
— А я — физику, русский и звонить в звонок!
Наведалась я к директорше. Она, простая деревенская директорша, похоже, испугалась и отфутболила в РОНО: сама я ничего не решаю. Небось, и правда не решает. Поехали в Торопец. ЗавРОНО — пышная, как полагается по штатному расписанию, держалась с соответствующей важностью, задавала вопросы, как будто в первый раз слышит о нас (а уж слышала-переслышала). Потом потянулась рукой к цепочке на шее у меня — хвать! Оказалось — эх! — на цепочке часы, а не крест! (Ремешок у часов порвался, и вот я подвесила на цепочку. А крест мой возлюбленный нательный лежал на дне Наговского озера).
Но все равно нехорошо. Сказала, что мест нет ни в школе, ни даже в клубе.
Вернулись в Шешурино, напросились ночевать в дом, нас пустили. Тепло, духовито. И Ваня, кот рыжий, доволен наконец ночевать по-человечески. Они уже спят с Машей рядком, а нам с Игорем нет сухого места в подлунном мире. Он отравился пельменями в Торопце, его рвет всю ночь. Мы провели ее вдвоем в огороде. Я ходила за чайником в дом много раз, не давала спать хозяйке. Стало ясно, что ему надо ехать в Москву, в школу. И что этому Игорю еще рано сражаться с Голиафом, хоть он и похож на юного царя Давида.
А как нам — неясно. Но в те времена довольно часто случались чудеса.
Мы с Машей уныло разбирали мусор под дождем, когда приехали молодые муж с женой, вернее жена с мужем. «Два ангела на двух велосипедах…» — подумала я тогда то же, что Михаил Светлов в свое время. Хотя никаких велосипедов не было, но они как с неба свалились. Конечно, кого-то из них я растила (не телесно, но душевно), у кого-то была свахой на свадьбе, всего полгода назад. В Пушкине в церкви венчал их отец Александр Мень. Он сказал им проповедь строго (даже, казалось, гневно) и прекрасно об их пути. Мы все тогда видели его в последний раз. Мог ли путь их не быть строгим и прекрасным?
