О Господи, о Боже мой! | страница 122



Ведь мы еще смешнее кактусов и страусов. Но мы должны играть, так нам советуют ангелы. Это хоть и смешно, но серьезно: нужно оторваться от земли и продержаться там сколько получится в необязательной жизни. Заняться глупостями. Ну давайте подпрыгнем. Хоть на носочки встанем… Бред какой-то…

Да, я жила у шведов красиво, но не легко! Выступала-танцевала (в каком-то отчаянии даже), но это нужно было — поверьте! Вам было в это время холодно и темно… Конечно, разумеется, нужно зимой заготавливать дрова, летом — косить. Конечно, жить — трудно. Нужно, чтоб все были сыты. Но если не играть… ничего не получится. А если играть в интриги — злобные игры — то в мгновение ока разрушится все.


Я люблю, когда играет
Дух с душой, как на подмостках,
Жизнь какая-то смешная,
Блики солнца, праздник в блестках!
Я люблю, когда сверкает
Взгляд твой черным бриллиантом.
Я люблю спектакль жизни, своенравно и с талантом
Сочиненный в высших сферах —
Мы играем, мы танцуем, мы живем не зная меры…
Грациозна и капризна,
Несерьезна пьеса жизни,
И пока она колдует, реет дух.
Но кто-то вызнал,
Что играют пьесу сферы —
Непреложный, кто-то серый,
Кто-то смеривший все меры
Взгляд свой вперил исподлобья:
— Блики, тени — лишь химеры.
Вы — не жизнь, вы лишь подобье.
Вы — ничто, вас в мире нету.
Есть лишь я. Здесь я велик.
Встрепенулся Ангел света
И поник.

Мое стихотворение. Я нашла его позже на случайном обрывке. Оно было скорее всего Ей — Билли. Кто еще блеснет бриллиантом? Но не было вручено-прочитано. Наверное, смотрел исподлобья «смеривший все меры».

В это время Она была в плохой форме, в сумраке, депрессии. Говорила: «Маленькие человечки напали». Завшивела. Обрила сама себя опасной бритвой — на сизой башке множество порезов, запеклась кровь. Мы все подвергались нападению человечков с появлением чуть не каждого интернатского гостя. И все лечились керосином. Средство зверское. Но верное. За человечками следовал и он, «смеривший все меры». Он вполз в нашу жизнь, в самый организм ее, как аспид-змей. Он завился кольцами вокруг будничных и праздничных дел. Он был старым обольстителем, пожалуй, со времен Адама и Евы. Казалось, дожить лишь до весны, а там…

Весна пришла.


Из моего дневника

8 марта никакой наш не женский день. В этот день родились козлята. Один из них был плоховат. Билли делала ему искусственное дыхание изо рта в мордочку. Потом массаж сердца, командовала: «Растирай мотор!» Но через час козленок скончался.


Интернатские участвовали в общих трудах и радениях, но за все это время они не стали к нам добры. Сбившись в стайку, упорствовали: вот мы и — они. Не подружились и с иноземцами и прятались от люсьенова фотоаппарата.