Александер на уроке. Он в женской шубе мехом наружу без рукавов, в той же, в которой спал в зале. Оказывается, он волк. Надел маску, клык из папье-маше обломан, уши измяты. Этого волка много били. Играют кто как. Больше всего мальчишки в восточные драчки. Абсолютно бесконтактно. После каждого воздушного удара противник летит кувырком, умирает и т. д. Наконец Алекс (так дети его зовут) с грехом пополам их собрал и поиграл в игру на внимание вроде «Птицы летают, спицы летают» и в результате рассказал им историю о том, как герой судил себя судом чести и бросился с обрыва в море (из скандинавского эпоса).
Часа два, не меньше, длился урок, и много раз переставляли столы, стулья, скамейки в новые композиции. А дальше была лепка из терракоты: делали подсвечники. Свечи украшали цветным воском. Дети поминутно кричали: «Алекс, кам!» («Иди сюда!»). Потом молитва в новом углу, кружочком вокруг свечи, со словами и молча, закрыв глаза. Новый кружочек — обед. Чищеная морковка, овощной суп, хлеб с маслом. Дети за добавкой ходят по столу (в носочках). Стол круглый, а добавка — в центре. Александер сам делает бутерброды, сам убирает.
3-й класс Марселя тоже начинает с игры. Битый час двадцать подростков десяти-одиннадцати лет прыгают на него с разбегу (все хотят играть с ним), и только потом пришла тетя рассказывать про Трою, а Марсель распластался на полу, у него было тридцать восемь.
Ни разу не видела, чтобы кто-то из школьников пнул другого. И даже нечаянно никто другого не задел.
Пэр и Меретта — старые друзья. У Пэра большая семья живет в большом замке. У Меретты только дочка. Они живут в большом замке, который еще доделывают строители.
Меретта похожа на парусный корабль — стремительная, легкая, седая. Она художница. Как-то возникла такая особенная, пронзительная минута. Меретта у себя дома показывала картоны — свои работы. Это серия о ее жизни. Только первый — детство, солнечная лодка на солнечных блестках, в лодке девочка и дедушка. Но солнечные картины здесь и кончаются. Дальше — юность, любовь. Без солнца до конца. Он — много раз повернувшийся спиной. Он, спящий в самый главный день, в главную ночь. Она беременная, она рожает! Нечеловеческий крик, последнее отчаяние боли и рухнувшей любви. Это откровенное признание, рассказ о жизненной трагедии, крахе. Это слишком предметная живопись, слишком конкретная, сделанная рукой большого мастера.
Она никогда никому не показала эту серию, даже Пэру. Это показывают только чужому, который сегодня здесь, а завтра — нет его.
