Как нравилось немцам-юношам учиться языку у русских девушек, а немкам — у наших юношей. И выучивали удивительно, поразительно, потому что особенное обаяние в русских душах, а мы не замечали. Ну и доктор Штайнер писал, что так учиться гораздо лучше, чем по-другому. Наши русские девушки тоже хорошо учили немецкий, так что два немца не устояли, женились на них и решили остаться в России. Результат вышел такой, какой описан в рассказе Лескова «Железная воля». Правда, оба немца остались живы, но из Любутки уехали.
Эту зиму мы перевалили, как ни упорствовала…
Из моего дневника
Когда настала все-таки весна, мы пошли в поход. С нашей зеленой горы скатился цветной горох народа, оглашая ландшафт счастьем. С нами бежал Райнер (он приехал на этот раз без семьи. Там за это время родились еще двое сыновей). Райнер подкидывал вверх шляпу, и потом она катилась колесом по склону. С нами бежал и старый прекрасный Эккарт (рискнул еще раз приехать после ГКЧП). Он держал трубочку свою в руках, а добежав донизу — снова закурил.
Перешли по бревнышку Любутку, подождали, пока перейдет Джим — он-то не может за перильца держаться! Поднявшись по склону на водораздел, мы зашли в незнакомый лес, который много лет не видел людей. Раньше они были здесь, от их жизни остались вековые дубы в четыре обхвата да названия деревень на старой карте. Старенькая моя деревенская подружка говорила: «Где я замуж шла, там ноне грыбы растуть».
В черных болотинах стояли мертвые деревья, силясь не упасть, заламывали в небо сухие сучья. К стволам присосались гигантские трутовики. Иванов крест бледными ростками пробивался сквозь гниль земли. «…Я заблудился в сумрачном лесу». Не сразу поняли мы, где находимся, не сразу вывела я на дорогу, а дорога на светлую поляну к озеру с башней-водокачкой красно-белого кирпича, красиво и капитально построенной в 1903 году на века.
А вышли когда — радости не случилось. В пути от нас молча отстала Маша и увела с собой несколько ребят. Настроение испортилось. Но мы еще смеялись. Лесные царевны делали кокошники из трутовиков, а лешие — огромные уши и бородищу из мха. Набрели на бобровый лесоповал, веселая стройка. Из деревьев они делали карандаши — смех и удивление. А на вершине самой высокой горы — лосиное стойбище… Там всё в бобах лосиного помета.
Случилась в этом походе одна запомнившаяся история. Мы прошли много, устали, измотали вконец Райнера, а об Эккарте и говорить нечего. Слезли наконец со склонов, выбрались из оврагов, преодолели последний брод и вышли на нашу дорогу, до дома было еще километров шесть. Солнце садилось, последний луч нас приласкал в последний раз. И тут вдруг Ј обнаружила на дороге битое стекло. Это такое стекло, которое бьется на кубики 1х1 см. Дело ясное; значит, одна машина здесь тюкнулась в другую, и ветровое стекло разлетелось в стеклянные брызги. Значит, водитель был пьян, потому что скорость здесь может быть меньше меньшего — грунтовая дорога среди леса над озером. Налетели две друг на друга — дело житейское. Но Ј смотрела глубже: «Это инородное тело в природе!» — и стала собирать в кулак по штучке. Остановились, ждали ее, даже помогали: дело святое — освободить природу от инородных тел. Но тел было очень много, складывать их в карманы или в кулаках нести? А принесем в Любутку, все равно в природу вывалим? Но и сказать нельзя — пойти против того, что сами проповедовали. Ј зарывалась все глубже. Авария была очень давно, и на обочине под зеленым мхом был сплошной слой битого стекла. Ј все ползала на четвереньках, пришептывала экологические доводы своей правоты. Эккарт, покуривая трубочку, улыбался славной стариковской улыбкой, что-то думал про Ј и русский характер. Все ждали, похаживая туда-сюда по дороге, пока не стемнело и не стало видно стеклянной крошки. Но Ј-таки убедила, что наше дело собирать — не разбрасывать…
