Консервные банки нужно обжигать в огне, чтобы обгорел верхний защитный слой металла, потом сплющивать молотком и складывать в яму, от которой нет стока в реку.
Органические остатки нужно складывать в компостные кучи с прослойками дробленых веток для аэрации, потом в них добавить препараты трав, сделав для этого проколы палкой по кругу. В каждое отверстие закладывается свое растение: тысячелистник, одуванчик и т. д., а посреди — отверстие для злаков, и дальше — целая наука о компосте… Он смущал нас — и восхищал! Найдя на дороге или в лесу чужой окурок, он подбирал, нес его в кармане домой и присоединял к соответствующему сорту мусора: инородное в природе — невозможно пройти мимо!
Легко ли было нам смотреть на это! На следующее лето Райнер привез свою жену (немыслимую красавицу) с двумя маленькими детками. И хотя мы встретили их на вокзале и повезли с почетом на ма-шине главы администрации — своей не было, — красавица жена начала горько плакать в детское одеяльце. Но Райнер не повернул назад. Мы поселили семью в одной из двух тогда принадлежавших нам изб. В ней были два «слона» — топчаны на толстых чурбаках. На один поверх простыни Райнер положил три здоровых булыжника. Они разделяли детей, чтобы те не дрались. На другом топчане спали супруги, но там, кажется, валунов не было.
Милый, славный Райнер, он учил русский, повторяя как эхо при разговоре каждое наше слово, он хотел понять самую русскую суть. В ночь на Ивана Купала и Аграфену Купальницу мы ходили в лес прыгать через костер. «Райнер, пойдем с нами!» — «Спасибо, нет». Вдруг бежит сзади, догоняет — такой смешной — худой, длинный, в широчайших штанах, свитере, плаще-накидке и шляпе с полями. Мы прыгаем, прыгаем — он стоит до последнего в стороне, но — ах! — летит через огонь во всех своих хламидах… Как на смертный бой ринулся он к этим русским, привез семью, прыгнул в огонь…
«Райнер, в Купальскую ночь надо купаться, мы идем, ты идешь?» — «Нет-нет, ночь, купаться нет». Мы идем по некошеной траве, по росе босиком да закатав штаны, да подобрав подолы, идем на Глухое озеро — Маркизин пруд (наше собственное название). Его не видно в глубокой чаще, оно чернеет и клубится там, где должно ему быть, но так черно и так туманно, что можно купаться всем без купальников. И здесь всегда так купались — целомудренно и прекрасно. Круглое как блюдечко озерцо, оно окружено деревьями, а вокруг воды — бордюр — болотные травы, и земля ходит под ногой волнами. С этой зыбкой земли ныряют вниз головой в бархатную темноту, то ли черный, то ли белый пар — конец земли? начало воды? Туман… Я уже выкупалась и оделась. Стою, слушаю, как перекликаются негромко иваны с аграфенами, смеются. Вдруг бежит Райнер по волнам земли, на ходу раздевается и кидает мне шляпу, плащ, свитер, ботинки (связал шнурками) мне через плечо повесил — не надеется, что эта земля не уйдет на дно, — и брюки мне и трусы(!) — батюшки! Стою под копной шмоток под большим впечатлением. Кричу: «Райнер, ты живой?». Из тумана: «Чьють-чьють!»
