даже, и д<олжен> б<уду> ехать в гетто, чтобы за 20 фр. купить оные... из-под кого? — не знаю, но хоть бы из-под Ландрю... — из серой чертовой кожи, выстирали и выгладили, — щеголяю. А на башке на-лог в 622 фр. Ку-да же тут поедешь?! И вот, в таких
оных встретил я 14-го, а по ст. ст. — 1-го июля мое 40-летие лит<ературной> каторги и нищеты. И почтен! Даже всегда добрый Н. К. Кульман не приехал и ни строки не прислал. А знал. Д<олжно> б<ыть> за мой язык и смелость в мыслях. Дернуло меня сказать, что нехорошо академ<ической> группе не отозваться на юбилей нац<иональной> газеты... Вот меня и юбилейнули. А в «Возр<ождении>» получаю гроши. С ужасом узнаю, что Ходас<евич> за свои копанья в сов<етской> «лит<ературной>» помойке и «подвалы» получает до 1800 фр. в мес., что Лукашу платят больше, чем Ш<меле>ву, да-да!! — а я едва выгребаю 400 фр. в мес<я>ц, на круг. Мне за подвал — в 300 с больш<им> лишком строк — 150 фр., а за два, за почти 600 стр. — 250 фр. —
такой работы!!
Что это?! И
как мне требовать, когда скажут — не могим... а не хотите, так — «воздуху хватите»! Чуть не обанкротился с квартирой, насилу сумел заплатить «терм» (если бы не «чудо»!). Куда же тут уе-дешь?! И какие чувства будут обжигать душу?! Для «П<утей> Н<ебесных>»
ожог нужен. А все дырья и ущемления. И вот —
пью 40-летие, нищий, гонимый. Что мне, что читатели порой изъявляют радость и восторг, — они и Вербицкой изъявляли. Правда, у меня есть и веские «признания»; вон, вдруг, Алданов излил в письмеце признание — неожиданное — за «Богомолье»… но правда жизни та, что я скоро не буду знать, где главу преклонить. И в довершение — гадость нежданная, но другого характера — о писательской гнусности. Когда-то Мер<ежковский> с Бун<иным> устроили — я уже был в Париже — «акцию» для писат<елей> от фр<анцузо>в, в сумме 6 т. в год на брата. Взяли Купр<ина> с Бальм<онтом> и Гип<пиус>, а меня отстранили, д<олжно> б<ыть> за «строптивость», я тогда только что отодрал Гипп<иус> за «критику». И вот, узнаю, что Б<унин>, проглотив Кобеля,
[129]не отказался от «акции»… — и — глотает, требуя даже от Мер<ежковского> телеграммой: высылайте скорей очередное, сижу без копейки! Тьфу! Ему на юбилеи и не-юбилеи сбирали по 60 тыс. фр. и не раз. И вот... особенно горько видеть такое... — ведь, ей-ей, скоро будем подыхать. Правда, я не свой для «неарийцев», а они гл<авным> обр<азом> дают. Так вот, что же мне было делать, когда получил из Швейц<арии> от Кандр<ейи> письмо, что Губер, стар<ое> изд<ательство> (Фраундфельд и Лейпциг) — берет ее перевод и дает аванс? и шлет договор? Ну, добивайте меня, — я согласился безоглядно. Я надеялся, что не возьмет, и давал последний срок, в полгода, но вот, договор, вот аванс... — а у меня ни-че-го... и терм! Я отлично помнил Ваше письмо, от 27 V, — у меня все Ваши письма, как драгоценности, хранятся в душевном «сейфе» и все перенумерованы — для будущих изыскателей и для
