Милый друг, благодарю Вас за дружеские советы, за доводы о «Няне». Все верно, истинно... но... да к чему мне «имя в чужих землях»: мне нужно вот, чтобы К<андрейя> прислала «перевод» хоть на 500 шв. фр., — и тогда у меня будет имя, а то я буду стерт в человецех. «И будет стерто имя его во-век», когда придет персептёр [127] и опишет последнюю худобу мою, не четвероногую, а... какая есть, говорящую мне — ты еси, ибо можешь сидеть в кресле и лежать даже на софе. Плохо дело, когда уповаешь на «адресный билет», как старушка моя. Впрочем, чудеса бывают... Прощайте, дорогой, пока... никогда, д<олжно> б<ыть>, так и не свидимся и не поговорим, не послушаю я Вас. Оба целуем Вас и добрую душу — Наталию Николаевну. Молиться перестал — плохо, душа тревожна, а м<ожет> б<ыть> опять закаменела. О Ваших «Русях» — все поминают в разговорах, при встречах. Вчера проф. А. А. Титов [128] писал мне — «чудесно проф. И. А. Ильин схватил дух В<аших> книг». (А он — из левашей, нар<одных> соц<иалистов>! но — русский чел<овек>.)
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <18.VII.1935>
18. VII. 35.
Булонь на соломе.
Нота-бене: Пишу сие в тисках душевных, и все — черным-черно, но не могу не писать, ибо «надо же человеку хоть...» — размыкаться, — в скобках — постараться и друга наградить «переживаниями». Но... не прокляните меня на «всех соборах»! Аминь.
Два месяца от Вас, дорогой друг Иван Александрович, нет даже «обмылочка» (Ваше словечко) — письмеца. И посему полагаю: плохо. А я еще тут с «вороньим мылом духовным» — см. «Свет Разума». «Вертится и шипит».
Сперва — гадости, а дальше — все «радости». Можно сказать — уестествлен. Ни-куда не поедем. В Югосл<авию> — оборвалось, м<ожет> б<ыть> что и к лучшему: три к носу, все пройдет. Тру. И вообще — «тру», по-фр<анцузски>, тру-ба — по-русски. Урезана р<усская> акция — !! — пррямо из... русалима. Не могут окупить дорогу мне и О<льге> А<лександровне>. Пропустил все сроки, и дачка наша в Алемоне — уплыла... к Ден<икины>м, неумолимо. Единств<енная> дешевая и удобная. Был введен в заблуждение, сказано мне было — «все дачи посняты», это еще месяц назад, когда я ждал Югосл<авии> и потому не писал хозяину, а когда, 8-го VII, освободился, то... Д<еники>на заявила, что они «на днях» уже сняли, «думая, что Вы едете в Юг<ославию>». Это после того, к<а>к «все дачи сняты». Ну, облизнулся и пощелкал зубами. А в другое место не поеду. Буду издыхать в вони и грохоте на республ<иканском> бульв<аре>. Осерчала кума на рынок. Второе: Вы меня забыли. Я послал Вам бо-ольшое письмо, с гимном моей Дариньке (боюсь — не ндрав<ится> Вам она), но теперь я возненавидел «П<ути> Н<ебесные>», взявшие столько силы, стал на полпути и... бросил бы, если бы не «деньжи давай»! Ску-у-чно. И я заслаб. Всегда — после «горения». Третье: добился дотого, что остался без
