Когда он, запыхавшись, вбежал в плотницкий цех, то от изумления замер: первым, кого он увидел, был тот самый высокий худой человек с кучерявыми волосами, что несколько лет назад приезжал с Меншиковым! Андрюс так растерялся, что, даже памятуя уверения Овсея Овсеича, забыл преклонить колено или хотя бы поклониться… Государь?! Сам государь Пётр Алексеевич перед ним?!
И тут он вспомнил – ах, совсем из головы вылетело – говорил же Овсей, что после праздников снова высочайшего визита ждали! Ну вот, а он, Андрюс, ещё и опоздал!
На этот раз царь выглядел совсем уж просто, точно обычный мастеровой: в замаранной рубахе с засученными рукавами, широких портках, деревянных башмаках… Он молча вскинул глаза на Андрюса, не выпуская из рук топора, которым быстро и умело обтёсывал будущую мачту. Несколько мгновений пристально рассматривал его – и усмехнулся.
– Э-э, Овсеич, да это же никак твой лучший мастер заявился! Что же так запоздал, умелец? Я и то вовремя на работу пришёл, а ты?
Андрюс, чувствуя себя преглупо, всё-таки поступил так, как ему подсказывали выученные когда-то правила учтивости и собственное сердце – преклонил перед государем колено.
– Встань, встань, – нахмурился тот, но не всерьёз, видно было, что шутит. – И не я главный тут, а старший мастер – ему и кланяйся. А я что, подмастерье простой.
– Ну уж скажешь, Пётр Лексеич! – засмеялся Овсей. – Чай, давно больше меня умеешь.
– А вот и посмотрим, – отозвался Пётр, снова принимаясь за работу.
Андрюс так и стоял, опустив руки, и оторопело глядел на царя. И только когда осознал, что все-то в мастерской делом заняты, один он стоит, точно идол деревянный – направился к своему верстаку. Пётр проводил его любопытным взором.
Андрюс любовно перебрал свои инструменты; сегодня ему как никогда хотелось, чтобы работа спорилась в руках и удавалась. Он дрожал от восторга при мысли, что государь, возможно, оценит его умение.
Мало-помалу Андрюс с головой ушёл в своё занятие. Ему одному теперь приходилось делать тонкую, красивую работу: гальюнные или носовые фигуры для ладей и кораблей, а потом ещё и раскрашивать их собственноручно. Овсей вполне доверял его вкусу, и не нанимал нарочных красильщиков на это дело.
На сей раз Андрюс сотворил грозного рыкающего льва, наподобие тех, что видел на картинках в батюшкиной Библии. Он предполагал выкрасить ему гриву золотой краской, а глаза сделать синими, как небо над рекой в солнечный день… Когда Андрюс вырезал его поджарое тело, мощные лапы с загнутыми когтями, то представлял, что это Тихон, только во много раз больше – и смеялся про себя… Наверняка, друг будет польщён.
