Ничего. Лес будто бы замер, не желая отвечать, подпускать его к себе – и Андрюса охватило отчаяние.
– Гинтаре! Пане Гинтаре! Услышьте, помогите мне, сделайте милость!
Его зов упал в пустоту. Андрюс прошёл ещё несколько шагов и рухнул на колени.
– Пане Гинтаре, где же вы? Никто больше, кроме вас, горю моему не поможет…
И тут он не услышал, скорее почувствовал – Тихон! Друг молчком вынырнул откуда-то из густой тьмы, уткнулся влажным носом ему в ладонь; Андрюс помертвел. Тихон пришёл к нему: это могло значить только одно…
Всё закружилось вокруг него, казалось, настороженно-молчавший лес помчался вдруг в бешеной пляске. Андрюс ощутил горячим лбом влажную, прохладную землю и молча, изо всех сил вгрызся в неё зубами… Тихон беспокойно ворчал над ухом, а откуда-то издалека, глухо, словно из тумана, донеслось запоздалое пение свирели…
* * *
Потом он вспоминал – смутно, отрывками – как она, прекрасная и величественная в лунном сиянии, приблизилась к ним. Тихон стрелой кинулся к Гинтаре, стал ласкаться; а он, Андрюс, не мог даже встать и поклониться… Жестокая боль жгла его изнутри, выжигала самое сердце, рвала его на части, а голова, казалось, пылала огнём… Не смог! Не уберёг! Не успел! Вся его сила, которую он, капля за каплей, готов был отдать за спасение Ядвиги, снова оказалась бесполезной!
Андрюс не мог ни плакать, ни говорить; лишь глухо мычал и, уткнувшись лицом в землю, отчаянно вцеплялся зубами в какие-то коренья, стебли трав… Вероятно, он был страшен и чёрен от грязи. Гинтаре что-то говорила, но её слова были сейчас для него более бессмысленными, чем птичье щебетание. Что бы ему не сказали, это не имело никакого значения. Ядвига умерла! А он бросил её одну, не позаботившись облегчить её страдания; выходит, в момент смерти рядом с сестрой был только Тихон!
Андрюс забился на земле, он ударялся лбом о корень дерева, стремясь причинить себе физическую боль… Гинтаре с силой удержала его; она положила его голову к себе на колени и прижала ладонь к его груди… Андрюсу показалось, что к его обожжённому сердцу прикоснулись чем-то нежным и прохладным.
Гинтаре покачала головой, поманила к себе Тихона и что-то прошептала ему. Тот выслушал и стрелой помчался по поляне… Перед взором Андрюса стоял туман; кажется, вернувшись, Тихон принёс в зубах какой-то белый цветок. Гинтаре обрывала лепестки и растирала их своими тонкими пальцами, отчего лепестки источали сияние, подобное лунному, и тонкий, нежный аромат, не похожий ни на сирень, ни на яблоневый цвет…
