Раб Петров | страница 67
Митька повернулся к нему.
– Думаешь, брехня? Не-ет, Михайла, я и сам так думал с началу. Они там покружились-покружились себе, стрельцы-покойнички… А потом встали, выстроились, ровно войско на параде. И пошли – прямо от стены на меня. Идут, нога в ногу, так что не слыхать ничего, только эдак покачиваются ровнёхонько: туда-сюда, всем строем. Белые, аж кипенные, только рожи у них посиневшие да губы вот так раздуты, да языки…
– С нами крестная сила! – испуганно прошептал Михайла. – Да ты, может, пьян был али уснул, пока ехал? Как они шли, коли повешенные?
– Да вот так и шли, всем строем да сквозь пургу… Я застыл на месте, хотел перекреститься, ан рука онемела… А они, покойнички, так оледенели, видать, сердешные… Слышно, друг об дружку стукаются – точь-в-точь льдинки. А сами молчат, только смотрят вперёд.
Мужики, трясясь и пряча глаза, начали креститься да шевелить губами.
Андрюс не имел понятия, о ком идёт речь и какие-такие стрельцы-покойнички висели на некоей стене, но и ему сделалось жутко. А у мужиков и вовсе глаза на лоб повылезали.
– Так… И что же они, так вот прям и ушли со стен-то? – громким шёпотом спросил Михайла у Митьки.
Тот смущённо пожевал губами, ответил:
– Врать не буду, не знаю… Лошадь моя, как шарахнулась в сторону, ну и пошла берегом – я за ней, и давай Бог ноги. Шапку вот в сугробе потерял, весь в снегу вымок. Попросился на ночлег ради Христа в какой ни на есть избе, и всю ночь Иисуса Христа молил, поклоны клал да лбом об пол стучал – аж хозяева решили, что на богомолье иду, просили и за них помолиться. А утром – метель улеглась, слава Богородице, солнышко вышло.
– А стрельцы-то что?
– Не…Не… Не стал туда ходить – боюсь, – промямлил Митька. И видно было, что этот сильный, широкоплечий, молодой мужик и впрямь испуган и верит в то, что рассказал.
В этот миг за крошечным слюдяным окошком взвыла вьюга, метко бросила влажным, рыхлым снегом прямо в ставень – так, что огонёк лампадки перед ликами икон заплясал испуганно, а на полках зазвенели оловянные кружки. Все содрогнулись.
– Вот, вот оно, – крестясь, заговорил рыжий Митька. – Вот и тогда так было – чай, они и теперь…
Его перебил глубокий, звучный, старческий голос:
– А услышьте, чада, да узнайте: скоро и мы там будем все, да и нас так-то поразвешают! Ныне стрельцы, точно грибы по осени – висят! Завтра и вы будете там болтаться, хороводы водить! Всех, всех нас переломает-перевешает кукуйский выкормыш, антихрист… А заместо нас будут у него черти иноземные, немецкие плясать да на своём, чёртовом наречьи переговариваться… Он и не царь вовсе, царь наш сгинул, утоп давно на чужой стороне, а то – дьявол кукуйский из Неметчины! Прокляты мы! Прокляты дела его! Прокляты земли наши! Души им убиенных поднимутся, да против него пойдут – а тогда…