Ещё узнали мы, что столяр тот после приходил и говорил, что сын его из дома сбежал… И ещё Кристиан дьяку взятку дал, так тот все бумаги пересмотрел, кто когда на грабежи, покражи жаловался, разбойников сыскать просил – так ему сподручнее было на тебя ещё больше краж да разбойничеств навесить. Вышло у них, что ты аж прямо с целою шайкой орудовал. И ещё Кристиан хвалится, что ты как в Разбойничий приказ попадёшь, так пожалеешь, что на свет Божий родился, да ещё сам просить станешь, чтобы он, Кристиан, у тебя какие-то там изумруды поскорее обратно взял…
Значит, записали тебя, имя твоё и каков ты собою, на розыске ты теперь. Не дай Бог, кто тебя узнает и выдаст! Андрюс, я думать не хочу, каково будет моей бедной дочери, матушке твоей, если это произойдёт! Ты не жди, а скорее уезжай из Пскова, ибо Кристиан-то слышал, что вы туда собирались, там, верно, и искать тебя станут. Я как всё это прознал, так той же ночью написал письмо, хотел уж гонцу платить – да сын друга моего ехать собирался, я и подумал, что так надёжней будет. Он и письмо тебе быстрее довезёт.
Христом-Богом молю тебя, Андрюс – беги, назовись другим именем, придумай, как укрыться от злых глаз! В Кристиана будто бес вселился, он всё какие-то камни тебе поминает, готов целовальнику, дьякам, стражникам последние деньги отдать, лишь бы только тебя скорей заковали в цепи…»
Он дочитал письмо и судорожно смял его в кулаке. Дед писал на польском, и Андрюсу очень бы не хотелось, чтобы отец или сестра случайно это прочитали. Мысли метались беспорядочно. Это значило: прощай, спокойная жизнь, мечты об упорном, честном труде. Опять бежать, скрываться? Назваться чужим именем? Выдать себя за кого-то другого? А отец с Иевой, которые так радовались, что он наконец вернулся!.. Каково будет им?!
Потом Андрюс заставил себя ещё раз развернуть и перечитать письмо. Благодарение Богу, над ним пока не висело обвинение в колдовстве! Дядя Кристиан и дед ничего не ведали о волшебных свойствах изумруда. И, похоже, тот купец, который тогда избивал Никиту Рагозина, и которого Андрюс ослепил волшебными искрами, так и не узнал, с кем имел дело. Ну, хотя бы так…
Однако, что же теперь делать?! Ясно, что во Пскове ему оставаться нельзя, надо уезжать, и поскорее. Как посоветовал дед, назваться чужим именем, и…
Ему припомнились рассказы беглых крестьян, слышанные в придорожных трактирах и постоялых дворах. Эти люди всё шлялись «меж двор», побирались, промышляли мелкими кражами, а то и целыми шайками разбойничали. Их ловили, били кнутом, заковывали в цепи, отправляли на каторгу… Они снова убегали и всё начиналось по новой. Это всё были люди, повидавшее худшее в этой жизни, оборванные, озлобленные, страшные. Они ничего не боялись, ибо им нечего было терять.
