Андрей опускал глаза и ещё усерднее принимался колотить ломом лёд, не щадя себя, помогал солдатикам таскать тяжеленные бревенчатые срубы…
* * *
Он не скрывал от себя, что была минута, когда ему в голову пришла мысль о бегстве обратно, в зачарованный лес, в объятия Гинтаре! Ведь она, наверное, примет его, не прогонит, а там Андрюса уже никто никогда не найдёт. И тут же он устыдился собственной трусости и малодушия. Нет, разумеется, это не выход. Однако, благодаря письму, полученному от деда, снова, в который раз уже разбивались в прах его надежды начать новую счастливую жизнь.
«Я пишу к тебе, Андрюс, – говорилось в письме, – так как не верю в то, что говорит про тебя мой сын Кристиан. Знай, что я возражал и возражаю против его обвинений, но, увы, повлиять на него не могу. С тех пор, как вы с семьёй покинули Смоленск, Кристиан сам не свой. Я не узнаю его. Правда, он и раньше был изворотлив и жаден сверх меры, но никто не называл его подлецом. Сейчас же… Больно писать такое о родном сыне!
Я расскажу по порядку. Как ты помнишь, перед вашим отъездом Кристиан обвинил тебя в поджоге цирюльни, причём совершенно безо всяких на то оснований. Никто из соседей не заметил тебя рядом с цирюльней в ту ночь, никто даже не видел никаких человеческих следов вокруг. Но Кристиан отчего-то уверился, что это ты!
После того, как вы уехали, я поговорил с сыном и употребил всё моё влияние на него, дабы тот не позорил нашу семью и не выдвигал против тебя никаких обвинений. Думал я тогда, что мне удалось убедить его. Затем, по прошествии нескольких лет, я решил, что уж теперь-то его странная ненависть к тебе точно угасла, ибо для неё больше нет никаких причин. К сожалению, я ошибался.
Некоторое время назад на наш дом напали грабители. Это произошло в одну из ночей, когда Кристиан с женой были в отъезде, а я, на свою беду, отправился в гости к моему старому товарищу и всю ночь играл у него в карты. Когда я вернулся, то обнаружил страшную картину: замки на дверях были сломаны, в комнатах беспорядок и повсюду следы от грязных сапог… Наше столовое серебро, мои пистолеты и шпага, моя меховая шуба и накидки, небольшой сундучок с серебряными монетами, несколько персидских ковров, наша парадная упряжь – всё пропало. В комнатах Кристиана тоже был разгром. У его супруги украли все драгоценности, у него самого – серебряную цепь и старинный перстень, оставленный ему моим отцом. Как оказалось, там было и ещё что-то, о чём Кристиан толком не хочет говорить.
