Мне показалось, что звери лежат хаотично; где выбрались на сушу, там и залегли. Обманчивое впечатление! Присмотревшись, я сразу выделил самок с детёнышами. Молодые и старые мамы — айвоки и агнасалики, как называют их эскимосы, — находились с кассекаками — малышами — по отдельности, на своей льдине, у самой кромки, чтобы в случае опасности успеть нырнуть. Они лежали в самых разнообразных позах. Чаще кассекаки, взобравшись на широкие материнские спины, дремали. С серебристой шёрсткой, отчаянно курносые, с выступающей челюстью, они здорово смахивали на бульдожек, особенно когда приподнимались на кривых передних ластах. Если самка кормила, то она заваливалась на бок, в истоме вытянув на льду шею, а детёныш пристраивался к сосцам и жадно чавкал. У айвоков и агнасаликов кожа была почти голая со множеством морщин и складок. Время от времени самки беспокойно крутили головами: нет ли опасности? Выкармливают, пестуют своих чад они долго, до двух лет. Целый год кассекак питается только материнским молоком, затем, когда покажутся клыки, ещё год самка учит пестуна добывать пищу, пропахивать бивнями морское дно, выискивать рачков, моллюсков, звёзд. Мать сильно привязана к своему малышу и не покинет, не оставит детёныша, даже раненная: прижав к груди передними ластами, непременно уйдёт с ним в океан. И, будьте уверены, пойдёт на явную гибель, но попробует отомстить тому, кто осмелится тронуть детёныша.
Тесно прижавшись друг к другу, тоже на своих, отдельных льдинах отдыхали старые самцы — антох-паки. Они устали от жизни за три десятилетия, не обращали никакого внимания на самок, и ничто их не занимало и не волновало. Долгие часы антохпаки дремали в одной и той же позе. Бивни их были стёрты почти наполовину, а на толстой, бугристой от шишковатых наростов коже красовались многочисленные шрамы и рубцы — следы буйной, давно ушедшей молодости, страшных поединков с сородичами. На широких спинах морских зверей сидели белые чайки, выклёвывали из складок кожи паразитов.
В компаниях молодых, подросших самцов — ункаваков — то и дело возникали жестокие драки. Льдины, на которых они лежали, были в пятнах крови. Повод для драки мог быть самый ничтожный: например, слишком громкий рёв, который не понравился соседу, ненароком придавленный соплеменник. На самок моржи — ноль внимания. Они нужны им только в брачный сезон. Отцовских чувств они не ведают.
Между тем одинокий морж, находившийся в полынье, заходил небольшими кругами. Судя по размерам головы и клыков, это была ещё не старая самка. Почему она одна? Отчего в воде, а не на льдине? Я поискал глазами её детёныша и не нашёл.
