Порою явь, реальность поражает сильнее самой тонкой, изощрённой фантазии. И собираюсь я живописать вовсе не волшебную страну с золотыми горами и жар-птицами. Зачем… На свете есть страна не выдуманная, а реальная — моя Родина; могу назвать и точное место действия — Дальний Восток, среднее течение Амура.
Туда мы, маленький поисковый отряд аэрогеологической экспедиции, прилетели не на ковре-самолёте, а на грузовом вертолёте Ми-4, терзающем грохотом барабанные перепонки и подпрыгивающем в воздухе, как телега на ухабистой дороге. В посёлке, где находилась база экспедиции и откуда нас забрасывали в тайгу, я и услышал о японском журавле — танчо, как называет его местный люд. Якобы они, эти пернатые, шесть или семь пар, гнездятся на месте будущей стоянки нашего отряда. Оказавшийся проездом в посёлке орнитолог подтвердил эти слова. Ещё, добавил он, японские журавли живут в Приморье и на Уссурийской низменности; у нас их не более тридцати пар; зимуют они в Японии и Корее. А во всём мире этих птиц двести восемьдесят штук.
Люди частенько принимают желаемое за действительность. В посёлке мне подробно описывали внешность танчо, их танец, но едва ли кто видел японских журавлей ближе чем за километр. Шагая маршрутом, мы на третий день действительно наткнулись на редкостных птиц. Они взлетели на таком расстоянии, что казались белыми искорками на фоне синего неба. Очень пугливыми были японские журавли.
Я приметил место, где они кормились. Оно и вправду находилось неподалёку от стоянки отряда.
Чтобы вести наблюдение за пернатыми, надо было иметь свободное время, но его-то мне и не хватало: маршруты с утра до ночи. Только недели через три начальник отряда решил дать нам передышку на сутки (выходных в поисковых отрядах не существует).
Ребята отсыпались в палатке, а я с рассветом, наскоро перекусив, отправился к заветному месту.
Зелёная штормовка и зелёный берет неплохо маскировали меня; вдобавок я сплёл широкий венок из орешника и водрузил его на голову, как это делают армейские разведчики.
Наконец впереди сквозь тайгу блеснул васильковый Амур и показалась обширная пойма, редко утыканная замшелыми от излишней влаги лиственницами. Пойма была почти сплошь скрыта белым туманом. Отсюда мы вспугнули японских журавлей.
Я долго стоял, весь обратившись в слух. Пели, заливаясь, птицы, со всех сторон в исступлении орали лягушки. Но чу! В эти привычные звуки вдруг вклинился иной крик. Этот чистый и гортанный крик могла издать только крупная, благородная птица. Он магнитом потянул к себе, и я запрыгал с кочки на кочку, стараясь потише хлюпать своими высокими болотными сапогами. Тяжёлые туманы колыхнулись, холодно облили штормовку, лицо, руки частыми каплями. Я продвигался поймой, подобно охотнику на глухаря: когда птица кричала, я бежал, обрывались заветные звуки — замирал как вкопанный.
