К полуночи от усталости всё плыло перед глазами: обочины, луна, яркие крупные звёзды. На крутом повороте я чуть было не свалился с нарты и понял, что на сегодня, пожалуй, хватит. Шабаш. Не дай бог расшибить голову или сломать ногу. Один в тайге сгинешь.
Надо бы перекусить, но сил хватило только на то, чтобы поставить палатку с двойным байковым утеплителем и перенести туда спальный мешок. Собаки проглотили по куску замёрзшей гречневой каши с мясом — своего рода самодельный аляскинский мясной концентрат, которым кормят псов в дальней дороге.
Следовало бы, как положено, раздеться до трусов и майки, одежду равномерно запихать в спальник, но я поленился, только скинул полушубок и унты. Авось не замёрзну, по бокам есть две живые печки: Буран и Манька. В дороге они всегда спят со мною в палатке.
Не помню, сколько я дремал. Разбудил меня злобнозаливистый лай собак.
Доля минуты — и я, одетый, щёлкнув карабинным затвором, выскочил из палатки. Но мои опасения были напрасными. К моей стоянке на собачьей упряжке подъезжал человек.
К моему великому изумлению, вожак, подскочив к погонщику, вильнул хвостом и отбежал. Мало того. Когда мои собаки набросились на чужаков — в упряжке ночного гостя было пять псов — с явным намерением завязать жестокую драку, Бешеный живо отогнал своих подчинённых, а чужаков поочерёдно и очень дружелюбно обнюхал.
С нарты спрыгнул маленький и круглый от множества меховых одежд каюр и подошёл ко мне. Яркая луна осветила круглое, скуластое, очень тёмное лицо, жиденькую серебряную бородку клинышком и усы. Это был эвен.
— Трастуй!
— Амто-о! — поприветствовал я старика на родном ему языке, как и положено, растягивая окончание с этаким французским прононсом.
Мы как бы поменялись национальностями. Часто достаточно одного такого приветствия, чтобы навсегда расположить к себе этих по-детски доверчивых, милых и кристально чистых людей.
— На промысел, отец?
— На окоту, отнако, на окоту.
— Чего ночью по тайге плутать. — Отдыхай до утра у меня, Долган. Сейчас чайку сообразим.
Он не удивился, когда я назвал его фамилию и, вероятно, не ошибся: добрая половина эвенского населения Камчатки носит эту очень распространённую фамилию — Долган.
Я наломал в тайге сушняка, и вскоре яркое, чистое пламя разорвало лунные сумерки. Мы устроились на толстом стволе сухостоя. Старик угостил меня вкуснейшей строганиной. Потом пили чай; гость закурил коротенькую самодельную трубочку, я — сигарету.
