Я любовь напишу, чтобы ты ее стер | страница 63



Договорив, Фолкет сел на свое место и опустил голову.

— Регир Клартэ, — прервал тишину, установившуюся в зале после слов Фолкета, один из судей, — вам есть еще что сказать?

Амьер немного подумал, а затем сказал, повернувшись к Фолкету:

— Я сочувствую вашему горю, регир Дома Северного ветра, мне бесконечно жаль, что моя дочь… в какой-то мере причастна к гибели вашей сестры. Но ее уже не вернуть, а Ясмина… так ли уж она виновата, чтобы требовать для нее смертной казни? Разве это вернет вашу сестру? Милосердие не слабость, Фолкет, так же как и прощение, поверьте мне.

— А вы сами, хоть раз в жизни были милосердны? — подняв голову, ответил Фолкет. — И многих вы прощали? Не вам об этом рассуждать.

— И все же, Фолкет, подумайте над моим предложением, которое я вам…

— А я опять говорю вам — нет! — перебил Амьера Фолкет. — Ваше золото не вернет мне сестру. А наказание вашей дочери, возможно, хоть немного удовлетворит меня.

— Региры! — одернул их судья. — Прекратите договариваться между собой! Надо было делать это раньше. Здесь приговор выносим мы, и если это будет компенсация, то вам, регир Фолкет, придется смириться с этим. А, вы, регир Клартэ, если все высказали, садитесь на место.

— В таком случае нам остается только ждать вашего решения, — сказал Амьер, направляясь на свое место.

Судьи тихо о чем-то совещались, перебирали лежащие на столе бумаги, передавая их друг другу, что-то писали и опять менялись листами бумаги.

В зале стоял еле слышный шум. Волероны, сидящие в креслах у дальней стены, тихо перешептывались, одна пара волеронов горячо спорила между собой, шипя друг на друга.

Дэвиер опустив голову, ждал дальнейшего. Фолкет, устроив руки на стойку, положил на них подбородок и мрачно оглядывал всех, кто был в зале.

Амьер, обняв Ясмину за плечи, тихо шептал ей на ухо успокаивающие слова. А Ясмину всю колотило, она никак не могла унять дрожь, несмотря на теплые объятия отца и его голос. Ей было страшно, она устала сидеть за стойкой, напряженно слушая выступающих. Ей хотелось пить. Странно, что воды в зале ни у кого не было. Да, волероны более выносливы, но ведь она женщина, при том не чистокровная волеронка.

Ясмина хотела, чтобы все поскорее закончилось, и в тоже время боялась этого.

Один из судей встал и призвал всех к тишине и вниманию. Затем попросил встать Ясмину, ее отца, Фолкета и Дэвойра.

«Ну вот и все, — поднимаясь, подумала обреченно Ясмина, — сейчас решится моя судьба».