Осип Мандельштам резко прекратил заниматься поэтическими переводами, почувствовав, как этот суррогат творческой деятельности исподволь отнимает у поэта-переводчика «свое».
А Вадим Шершеневич уходит в переводы (главным образом драматических произведений), работает в театре. На этой деятельности Вадима Шершеневича мы не будем подробно останавливаться: достаточно полную информацию о ней читатель может получить, обратившись к «Театральной энциклопедии»[69]. Скажем лишь, что протекала она достаточно успешно: так, в 30-е годы Шершеневич перевел (зачастую в соавторстве) либретто чуть ли не всей западной опереточной «классики» («Цыганский барон», «Корневильские колокола» и мн. др.). Из серьезных переводческих работ В. Шершеневича этого времени назовем упоминавшиеся уже «Цветы зла» и позднюю драму В. Шекспира «Цимбелин»[70], до наших дней печатаемую в его переводе.
* * *
Не случайно мы вспомнили Осипа Мандельштама. На первый взгляд, само сопоставление этих поэтических имен – Шершеневича и Мандельштама – возможно лишь, скажем, в целях контрастных. Да, современники. Но едва ли не абсолютные поэтические антагонисты. Вдобавок, и личные отношения поэтов, во всяком случае в первой половине 20-х годов, точней всего было бы передать словом «вражда»: там были и потасовка, и несостоявшаяся дуэль, и демонстративное неузнавание друг друга при случайных встречах. Тем неожиданнее, что в своих воспоминаниях, писавшихся в середине 30-х годов, Шершеневич говорит о Мандельштаме как о поэте, которого он любит, и человеке, которого он уважает[71]. Но это не всё.
Сравним два отрывка.
Заблудился вконец я. И ют обрываю
Заусеницы глаз – эти слезы; и вот
В департаменте весен, в канцелярии мая,
Как опричник с метлою у Арбатских ворот
Проскакала любовь. Нищий стоптанный высох
И уткнулся седым зипуном в голыши,
В департаментах весен – палисадники лысых.
А на Дантовых клумбах, как всегда, ни души!..
[72](Шершеневич, 1918)
Заблудился я в небе – что делать?
Тот, кому оно близко, – ответь!
Легче было вам, Дантовых девять
Атлетических дисков, звенеть
[73].
(Мандельштам, 1938)
С удивлением должны мы будем признать, что в знаменитом стихотворении О. Мандельштама совершенно внятно, отчетливо «отозвалось слово» В. Шершеневича. А коль скоро так, то полузабытое «слово» это, может быть, и у нынешнего читателя способно вызвать отзвук-отзыв?
Валентин Бобрецов
