– В-1 – тридцать шесть восемьдесят четыре.
– Да, да… Слушаю. Хорошо. Нет, я уже проснулась. Напротив кафе? Отлично. Хорошо, милый…
Локшин не помнил своих слов, запомнились только ее короткие ответы и особенно последнее слово «милый», напоминавшее распустившийся, покрытий масляным лаком липовый листок.
Он нетерпеливо ходил по бульвару взад и вперед в бесплодной борьбе с упрямыми, грузно напирающими потоками бессмысленных цифр.
– Я не опоздала? Ты, наверное; заждался?
Ольга схватила руку Локшина и уже не выпускала из своей.
– Ты видишь, я не успела даже одеться. Что с тобой?
Локшин в другое время заметил бы, что Ольга одета была не хуже, чём всегда, что за короткий срок она успела соорудить довольно-таки замысловатую прическу, придававшую ее лицу сходство со старинными портретами, он заметил бы настойчивую небрежность, с которой было накинуто лёгкое шелковое платье, но сейчас он думал только о том, как бы не выпустить из своей руки ее теплую руку.
– Устал, разнервничался, – говорила Ольга, выслушивая несвязные признания Локшина. – Ну, конечно, ты работал так, что самые крепкие нервы не могли бы выдержать.
Локшин торопливо излагал результаты своих вычислений, но она не слушала и только, изредка окидывая его взглядом из-под удивленных бровей, повторяла:
– Да… – Да…
А когда он кончил, просто, по-деловому сказала:
– Да, тебе надо отдохнуть. Сядем здесь и сообразим. Ты, наверное, давно не пользовался отпуском.
Этот простой, такой житейский вопрос отрезвляюще подействовал на Локшина.
– Я никогда не думал об этом.
– Ну, так вот. Значит ты можешь уехать на месяц. Даже на два.
– Бросить все?
– Есть же у вас работники, кроме тебя? Нельзя же доводить себя до такого состояния. Сейчас весна – представь, как хорошо на даче…
Она наклонилась и еле внятно прошептала:
– И я с тобой… ты понимаешь – всегда. Ты просыпаешься – я с тобой, – громче повторила она и смутилась.
– Да? – скорее почувствовал, чем услышал Локшин уверенный, не нуждающийся в ответе вопрос и, весь дрожа от непонятного волнения, ответил:
– Да.
– Я даже знаю, куда мы поедем. Я сегодня же позвоню. Впрочем, можно сейчас позвонить – из автомата. Павел Елисеевич меня не раз приглашал, – у него совершенно пустая дача на Николиной горе. Я возьму ключ и мы сегодня же поедем.
– Сегодня? – переспросил Локшин, все еще не разбираясь, решил или не решил он бросить дело всей своей жизни в самый тяжелый момент, накануне, как казалось ему, полного краха.
