– Александр Сергеевич, – взмолился Лопухин, – половина первого. С бумагой успеем, надо же когда-нибудь поужинать…
Они вышли из помещения ОДС На Тверской, несмотря на позднее время, один за другим проходили впервые пущенные в прошлом году гигантские двухэтажные автобусы. Асфальтовая мостовая вздрагивала под их тяжестью, и клалось, что вот-вот мощная колонна их вырвется из тесного коридора улицы, опрокинет дома и прорвется на Советскую площадь.
Лопухин остановился у ярко освещенного подъезда бывшего филипповского кафе.
– Может быть, сюда, – неуверенно сказал он. – Впрочем, нет. Идемте в Дом Герцена…
Заросший лесами доканчивающегося стройкой шестнадцатиэтажного «Дома драматурга и композитора» проезд Тверского бульвара был неожиданно пуст и безмолвен. Фасад здания был уже готов. Даже витиеватая вывеска, возглашающая о том, что здесь будет экспериментальный театр драматурга, отсвечивала тяжелым золотом букв.
Полутемный бульвар неожиданно напомнил глухую улицу провинциального приволжского городка. Сонный извозчик безнадежно дремал у закрытого кино, в двери запертой пивной «Моссельпрома» стучался пьяный, запоздалая торговка дремала над тощей корзинкой, полуголые липы роняли последние листья на влажные тропинки бульвара, на одиноких скамейках одиноко ютились влюбленные пары.
Локшин с шумом разгреб ногой кучу опавших листьев. Запахло перегноем, влажной землей и осенью.
– Сюда, – предупредительно сказал Лопухин. – Теперь направо…
– Назначенное на 14 августа и несостоявшееся 28-го собрание фракции ВССБ отложено с 5 сентября на 15-е, – прочел Локшин, подавая пальто швейцару.
– На кого записать, – обратился к ним человек в потертой бархатной куртке, с чересчур стоячим крахмальным воротником, подпирающим впалые щеки.
– На Льва Вениаминовича, – небрежно бросил Лопухин.
– У нас на Льва Вениаминовича сего дня уже тридцать человек записалось.
– Пожалуйте в другой зал, – ликвидируя назревавший конфликт, сказал человек о волнистой ослепительно-черной, но уже седеющей по краям бородой. Если бы не синяя толстовка, не скучное, умеренно выпирающее брюшко и неказистые беспартийные – брюки, этого человека с великолепной бородой можно бы было принять за внезапно ожившее, сошедшее с редкостного барельефа изображение Ассурбанипала или Навуходоносора.
– Сюда, Александр Сергеевич…
За массивным роялем экспансивная девица, действуя одновременно и руками, и ногами, и глазами, пронзительно подсвистывая, наигрывала модный танец, вероятно, привезенный досужим парижским танцмейстером с Сандвичевых островов.
