Камчадалка | страница 9



Сопутникъ Верещагина, дьячекъ, по прозванію: Шайдуровъ, былъ, какъ и выше можно видѣть изъ словъ протопопа, сынъ паратунскаго священника, учился въ иркутской семинаріи, и высланъ оттуда обратно за глупое вольномысліе, съ тѣмъ, чтобы прожить нѣсколько лѣтъ въ Камчаткѣ, подъ надзоромъ протопопа, въ чаяніи исправленія. Впрочемъ, надобно сказать правду, Шайдуровъ на самомъ дѣлѣ не былъ настоящимъ, обдуманнымъ вольнодумцемъ: ибо не имѣлъ никакого постояннаго мнѣнія. Начитавшись разныхъ философскихъ толковъ, онъ самъ сбился совершенно съ толку, и не могъ мы на чемъ остановиться: понятія въ головѣ его -- какъ и обыкновенно случается съ вольнодумцами -- перепутались, и въ этой сумятицѣ, вовсе погасившей свѣтъ ума, даннаго ему отъ природы, онъ сталъ, въ полномъ смыслѣ сего слова, ученый дуракъ. Чрезвычайное высокомѣріе, слѣдствіе высокаго о себѣ мнѣнія, и удивительное легкомысліе, признакъ глупости и источникъ нерѣшительности и перемѣнчивости чувствъ, были его отличительными чертами: это были, можно сказать, два полюса, около которыхъ обращались всѣ его дѣйствія, и которые то отвергали, то притягивали къ себѣ и самыя истины религіи; такъ что Шайдуровъ былъ по временамъ и христіанинъ, и безбожникъ, и человѣкъ честный, и рѣшительный бездѣльникъ. И потому-то, когда протопопъ окончилъ выше сказанное наставленіе, Шайдуровъ, на сей разъ смиренный страхомъ смерти, почти согласился съ нимъ, и отвѣчалъ со всею искренностію:

"Ахъ, отецъ Петръ! я самъ чувствую, колико я согрѣшаю; но что мнѣ дѣлать? Я самъ не воленъ въ себѣ; я самъ смотрю на себя, какъ на лице постороннее; дивлюсь поступкамъ своимъ, и не имѣю силъ управлять ими!"

-- Такъ; всякой человѣкъ то же сказать можетъ -- говорилъ протопопъ; -- всякой чувствуетъ внутреннюю борьбу добра со зломъ; но въ томъ-то и дѣло, братъ, что надо превозмогать себя.

"Стану, стану стараться, святый отецъ, и даю вамъ честное слово исправиться."

-- Ахъ, Степанычъ! кабы ты въ самомъ дѣлѣ взялся за умъ; весьма бы, братъ, ты порадовалъ меня!

"Одно останавливаетъ меня, отецъ Петръ!" -- сказалъ дьячекъ съ нѣкоторою запинкою.

-- Что такое?

"Не вижу ни какой цѣли, для чего бы мнѣ хлопотать о себѣ. Что я? Не то же ли, что и этотъ столбъ? (Дьячекъ указалъ на жертвенникъ). Онъ и я, стоимъ одниодинехоньки посреди пустыни! Некому раздѣлить со мною ни радости, ни печали! На другихъ посмотришь... Deus immortalis! Всѣ цвѣтутъ, аки кринъ сельный; а я?"

-- Да кто же тебѣ, братъ, мѣшаетъ не быть одинокимъ? Вѣдь отецъ Григоріи Большерѣцкой совсѣмъ былъ готовъ отдать за тебя свою дочь, да самъ же ты спятился, только сраму надѣлалъ! А отца Прокопья Нижне-Камчатскаго кто одурачилъ? Чай, извѣстно тебѣ!