-- Напрасно безпокоитесь, Антропъ Спиридоновичъ! Я и безъ этого исполнилъ бы ваше приказаніе....
Между-тѣмъ, по изгнаніи Сумкина, начальникъ мгновенно принялъ на себя спокойный видъ, ибо настоящій гнѣвъ его быль притворный, какъ тактическая продѣлка, которую онъ употреблялъ съ людьми подлаго характера. Онъ поднялъ Минею, исправилъ въ ней смятые листы, и замѣтивъ закладкою житіе Козъмы Безсребренника, съ усмѣшкою положилъ книгу на столъ. "Моя жизнь -- говорилъ онъ самъ съ собою -- если сказать правду, не слишкомъ походитъ на житіе этого святаго; но не всякому же быть безсребренникомъ! Впрочемъ и меня можно назвать такъ-же: серебра-то и у меня не много, только соболи да лисицы, а вѣдь это не серебро! Ха, ха, ха!... Только какъ ни посмотрю я на свои дѣла -- продолжалъ онъ, нѣсколько помолчавши -- то самъ себѣ удивляюсь. Здѣшніе первые русскіе выходцы говаривали: въ Камчаткѣ-дѣ семь лѣтъ можно прожить счастливо, а я -- каково же?-- одиннадцатый годъ обираю здѣсь праваго и виноватаго, и живу какъ мнѣ хочется! Вотъ что значитъ подобрать людей!.... Я увѣренъ, что, напримѣръ, этотъ подлецъ Сумкинъ, теперь радъ съ живаго Tapйe содрать кожу, и пронести мнѣ въ подарокъ, лишь бы я не сердился на него... Да, власти у меня много, богатства еще болѣе; чего же еще надобно?... Ахъ, эта проклятая дѣвчонка не выходитъ у меня изъ ума!... Но что я могу сдѣлать?.... Она имѣетъ жениха; я -- жену!...."
Сказавъ сіе, онъ опять замолчалъ и сталъ ходить по комнатѣ большими шагами.
"Да! это ужасно; но это должно быть!... А мученіе совѣсти? А мука за гробомъ?...."
Одъ медленно повелъ глазами по стѣнѣ комнаты и остановился на висящемъ на ней портретѣ іезуитскаго патера.
"Что ты мнѣ скажешь теперь, наставникъ моего дѣтства? Какъ ты разрѣшишь эту задачу.-- ты, который старался напечатлѣть на моемъ дѣтскомъ умѣ, что ни добрыя дѣла не могутъ спасти насъ, ни погубить худыя? Отвѣчай мнѣ теперь: твой отвѣть мнѣ въ эту минуту всего нужнѣе! Ты молчишь? Такъ пусть же тягость моего злодѣянія обрушится надъ собою! Пусть же отъ тебя потребуютъ отвѣта въ моемъ преступленіи, если ты обманулъ меня.... Я рѣшился,-- и дѣло кончено!".."
Въ эту минуту послышался шорохъ за дверью. Начальникъ схватилъ опять Чети-Минею и принялъ на себя видъ глубокаго вниманія,
-- Здравія желаю; ваше высокоблагородіе! -- сказалъ вошедшій въ комнату фельдшеръ.
"А это ты, Алексѣй? Куда это чортъ тебя занесъ? Вѣдь, шутка ли, два мѣсяца цѣлыхъ слонялся?"
