Кто не знаетъ Авачинской губы, сей первѣйшей гавани въ цѣломъ свѣтѣ, образованной самою природою, и могущей вмѣстить соединенные флоты всей вселенной? Эта гавань сливается еще съ тремя меньшими: Раковой, Тарпинской и Петропавловской, получившей сіе названіе отъ кораблей: Петра и Павла, посѣщавшихъ ее во время экспедиціи знаменитаго Беринга. Гавань Петропавловская лежитъ въ сѣверной части Авачинской губы, отдѣляясь отъ вся съ запада гористымъ полуострововъ, а съ востока клинообразною узкою косою, по-сибирски: кошкою. Частію на сей кошкѣ и частію на сѣверномъ берегу гавани расположенъ острожекъ Петропавловскъ, имѣвшій въ описываемое нами время домовъ не болѣе двѣнадцати, нѣсколько балагановъ и деревянную церковь. Лучшими зданіями считались домы начальника и протопопа, пріѣзжавшихъ сюда на-время; прочіе были, въ истинномъ значеніи сего слова, хижины, тутъ видѣ разбросанныя. Такимъ образомъ видъ сего бѣднаго селенія, закинутаго на край земли и отдѣленнаго пустынями и морями отъ образованнаго міра, наводилъ на сердце мыслящаго обитателя невольную скуку и грусть. Окрестности его столь же мрачны и печальны, хотя и величественны. Съ одной стороны море, съ другой ужасныя горы: Стрѣлочная, Авачинская и другія, или покрытыя вѣчнымъ снѣгомъ, или вѣчно дымящіяся. Это грозные шатры, затопленные всемогущею рукою природы и, можетъ быть, разгорающіеся на день суда!
Но нужно ли объяснять, что взглядъ нашъ на природу совершенно зависитъ отъ состоянія нашей души? Такъ, напримѣръ, счастливому мичману и нашей Камчадалкѣ, прогуливавшимся въ одинъ ясный декабрьскій день по тропинкѣ, протоптанной на косогорѣ, ведущемъ на кошку, казалось, что нигдѣ въ свѣтѣ не льзя найдти картины прелестнѣйшей и живописнѣйшей. Въ сіе время лучи полдневнаго солнца скользили по лѣсистымъ вершинамъ сопокъ и отражались въ милліонахъ алмазныхъ звѣздъ, разсыпанныхъ по бѣлому пологу снѣга, раскинутому на горахъ и долинахъ вокругъ огромнаго зеркала, образовавшагося изъ чистой и гладкой поверхности замерзшаго залива. Холодъ былъ самый умѣренный {Климатъ петропавловскій нѣсколько сходенъ съ петербургскимъ. Морозъ рѣдко простирается тамъ выше 22 гр. по Реомюру.} и болѣе пріятный, нежели ощутительный. Воздухъ чистый и проливавшій съ дыханіемъ самую усладительную свѣжесть. Прибавьте къ этому неизъяснимый восторгъ первой любви, очаровательную сладость надеждъ на будущее блаженство, близость милаго, обожаемаго предмета -- и вы повѣрите, что наши любовники не могли ни желать, ни вообразить лучшаго мѣста. Разговоръ ихъ въ продолженіе прогулки перебѣгалъ съ предмета на предметъ, хотя и кружился около одного центра, и этотъ центръ былъ -- любовь. Они тотерялись въ будущемъ, то возвращались въ прошедшее. Наконецъ, воспоминая съ чувствомъ,вмѣстѣ и ужаснымъ и сладкимъ, подробности избавленія, мичманъ сказалъ Маріи: "Тотчасъ по пріѣздѣ нашемъ сюда, я старался узнать о женѣ великодушнаго матроса, и мнѣ сказывали, что она живетъ вонъ въ этой хижинѣ, подлѣ перваго балагана на кошкѣ. Не хочешь ли, Maрія, зайдти вмѣстѣ со мной теперь къ этой женщинѣ?"
