"А развѣ не бывало здѣсь -- возразилъ протопопъ -- и истинно добрыхъ начальниковъ, напримѣръ: хоть покойникъ Ниловъ?"
-- Безспорно, отецъ Петръ, бывали; но все худыхъ какъ-то больше навертывалось. Сначала, правда, всякой старается показаться хорошимъ, а тутъ и начнетъ кутить не въ свою голову: чѣмъ дальше, тѣмъ хуже, покамѣстъ не дойдетъ до намѣстника, да не спехнуть раба Божьяго съ мѣста.
"Что же дѣлать, Абрамъ Васильевичъ? Наша обязанность все-таки повиноваться. "Повинитеся -- сказано -- убо всякому начальству Господа ради: аще Царю, яко преобладающу, аще ли Княземъ, аки отъ него посланнымъ, въ отмщеніе убо злодѣямъ, въ похвалу же благотворцемъ."
-- Вотъ-то и есть, отецъ Петръ! Царь, конечно, посылаетъ всякаго начальника съ этимъ благимъ намѣреніемъ, да они-то, къ несчастію, дѣлаютъ на оборотъ, и какъ заѣдутъ въ этакую глушь, какъ, напримѣръ, здѣшняя благословенная землица, такъ ужъ и несутъ себя выше Ивана Великаго; ужъ никто не смѣй и подумать поступить противъ ихъ воли! Слышали вы, что случилось, мѣсяца съ два назадъ, съ засѣдателемъ Хапиловымъ?
"Что такое?"
-- А то, что Хапиловъ подалъ по одному дѣлу мнѣніе, несогласное съ волей Антона Григорьевича, такъ тотъ и приказалъ посадить его въ бочку, да спустить на воду.
"Отъ него все станется!" -- говорилъ протопопъ, пожимая плечами.
-- Теперь разсудите: если съ чиновниками такъ поступаютъ, то гдѣ же бѣдный человѣкъ, какой-нибудь Камчадалъ, найдетъ защиту?
"А знаешь, Абрамъ Васильевичъ, пословицу: страшенъ судъ, да милостивъ Богъ? Я на него надѣюсь!"
-- Это хорошо, отецъ Петръ; но я кстати напомню вамъ другую пословицу: на Бога надѣйся, а самъ не плошай. Почему бы вамъ не поговорить съ Антономъ Григорьевичемъ?
"Было говорено не разъ, Абрамъ Васильевичъ, и стороною, и прямо: все попусту! Тутъ какъ въ притчѣ сѣятеля, слова падаютъ въ терніе, и взыде терніе, и подави э, и плода не даде!"
-- А когда такъ -- говорилъ Зуда, понизивъ голосъ -- я бы на вашемъ мѣстѣ описалъ бы все начальству; кому же повѣрятъ, если не вамъ?"
-- Абрамъ Васильевичъ!-- сказалъ протопопъ также тихимъ голосомъ -- я давно знакомъ съ тобою, такъ могу сказать тебѣ откровенно: я уже обо всемъ этомъ писалъ къ преосвященному; и хотя напередъ знаю, что мнѣ тутъ приведется много вытерпѣть: меня могутъ очернить, оклеветать, взвести на меня то, что мнѣ и на умъ не вспадало; но я сказалъ себѣ: да будетъ во всемъ воля Господня! Я не наемникъ, а пастырь своего стада, и Господь видитъ, что я готовъ положить душу свою за овцы."
