-- Ну что жъ, братъ Гатальча! -- сказалъ отецъ невѣсты, Тенява -- принимайся: лови, да и дѣло и съ концемъ! Ужъ не докуда же тебѣ жить у меня: и такъ ужъ скоро годъ исполнится, какъ ты пришелъ изъ Конпакова!
"Дай отдохнуть, бачка! Вишь, какъ больно дерутся, старыя! Все лице исковеркали!"
-- Ну, послѣ свадьбы заживетъ! Ступай, или не то, братъ, убирайся домой, коли не въ мочь пришло!
"Сейчасъ, бачка, сейчасъ!"
Женихъ собрался, наконецъ, съ силами, и бросился опрометью къ невѣстѣ, стараясь разорвать напутанныя на ней мережи; но старухи, ее окружавшія, всѣ съ величайшимъ крикомъ и бѣшенствомъ кинулись на него, и, оттаскивая отъ невѣсты, вцѣпились, кто во что успѣлъ, иная въ волосы, иная въ лице: это было сущее скопище демоновъ, вскинувшихся на злополучнаго грѣшника. Остервенѣніе, съ какимъ они терзали и увѣчили несчастнаго жениха, наводило даже ужасъ на окружающихъ. Казалось, что они разорвутъ его на части, или, по крайней мѣрѣ, своротить на сторону его бѣдную башку. Долго продолжалась сія комическая война, но, наконецъ, женихъ успѣлъ разогнать утомившихся старухъ, и разорвать мережи. "Ай-да, Гатальча! Ай-да, молодецъ!" вскричали въ одинъ голосъ всѣ Камчадалы.
-- Ну хорошо, хорошо! -- говорилъ Тенява побѣдителю. -- Поди же, другъ, готовь поскорѣе обѣдъ. Вѣдь, словно, на твое счастье Митгъ {Морской Богъ, воображаемый въ видѣ огромной рыбы.} выбросилъ намъ кита; такъ давно хочется отвѣдать свѣжинки.
"Неужели молодой у Камчадаловъ долженъ всегда стряпать?" -- спросилъ дьячекъ сидѣвшаго подлѣ него продавца водки, по званію: Фельдшера, а по прозванію: Шангина.
-- Да, всегда! -- отвѣчалъ Фельдшеръ. -- Впрочемъ, что же за диво, когда у Камчадаловъ и все мужики готовятъ ѣду!
"И, кажется, женихъ долженъ всегда работать у тестя?"
-- Да, по нѣскольку лѣтъ иной работаетъ, да еще и ни съ чемъ уйдетъ!
"Отъ чего же?"
-- Да отъ того! Кабы всякой женихъ-та былъ такой же молодецъ, хоть, примѣрно сказать, какъ вотъ этотъ, или какъ ты, Климъ Степанычъ!...
При семъ словѣ мина самодовольствія явилась на лицѣ дьячка, и онъ тщательно поправилъ воротникъ у долгополаго своего сюртука, надѣтаго по случаю пира.
-- Ну полно льстить! -- сказалъ онъ съ притворною скромностію.
"Что мнѣ льстить!... -- говорилъ съ усмѣшкою Фельдшеръ. -- А то вѣдь иной рохля по нѣскольку разъ принимается иногда ловить, да напослѣдокъ, такъ, безъ всякаго успѣха, и домой уѣдетъ, только побои въ барышѣ получить. Да еще что! Случалось, что иной и умретъ, какъ этакія вѣдьмы вышвырнутъ добраго молодца изъ балагана {Балаганъ -- лѣтняя юрта, которая строится на высокихъ столбахъ.}."
