Автопортрет в кабинете | страница 18
Мне часто снится, что я не могу найти свой дом в Риме, что не помню точного адреса, что квартиру заняли другие люди и я, входя в нее, не уверен, что узнаю три маленькие комнаты. Или же я долго ищу и не могу найти ресторан, куда мы ходили ужинать, – как это возможно, что его больше нет, ведь он был прямо тут!
Обложка «Заметок о поэзии и фрагментов» Фридриха Гёльдерлина (Турин: Boringhieri, 1958)
В этих снах есть что-то от счастья и сдержанности Рима шестидесятых годов – в нем все было так просто. Джиневра сняла квартиру меньше чем в пяти минутах ходьбы от моей, на улице деи Пьянеллари – однажды вечером Эльвио Факинелли[55] привел туда доктора Лакана. Несколькими годами ранее Роберто Калассо представил мне Джозефа Рикверта, который незадолго до того издал свою великолепную книгу о ритуалах основания античных городов[56]; значительное место в ней было уделено mundus, круговому проему, который открывали трижды в год, чтобы связать подземный мир мертвых с миром живых. Бытие-в-мире и «открытость» Хайдеггера следует соединять с этим более древним и забытым смыслом термина «mondo» («мир»): человек живет не только в открытости бытия, но и – в первую очередь – на перевале между прошлым и настоящим, между живыми и мертвыми, и благодаря этой подземной обители он не может забыть об открытости.
Карта Рима, площадь делле Коппелле и окрестности
Рим моего детства словно погребен под покровом грусти: в нем я, ошеломленный и изумленный, постепенно обнаруживал, что отношения между людьми не такие, какими я их себе представлял. Я никогда не забуду сцену, которой я обязан первым ясным осознанием жестокости человеческой несправедливости. Ребенком я шел по улице – быть может, в районе Фламинио, где тогда жил, – и вдруг увидел, как открывается дверь и из нее выталкивают, выпинывают мужчину средних лет. Я прекрасно помню, как он, поднимаясь и надевая упавшие на землю очки, повторял со всхлипываниями: «Я бухгалтер Гизланцони, я бухгалтер Гизланцони…» С тех пор мысль о несправедливости прочно поселилась в моем уме и сердце и больше меня не покидала.
В книжном шкафу на площади делле Коппелле, которого на фотографии не видно, стоят «Тетради» Симоны Вейль в издании «Plon», которые я купил в Париже в 1964 году, в книжном «Tschann» на бульваре Монпарнас, где я тогда часто бывал. Вернувшись в Рим, я дал их прочитать Эльзе, которая была ими потрясена – как был ими потрясен и я, потрясен настолько, что решил посвятить философии Симоны Вейль мою дипломную работу по философии права.
