– Отец, – хриплым голосом обратился один из них ко мне, – там за углом есть две бутылки. Возьми их себе на табак. – Покачиваясь, они удалились.
Я вернулся домой. Батюшки еще не было, но он скоро пришел и принес сетку отличных красных помидоров.
– Батюшка, вы волшебник! Откуда здесь в конце зимы такие роскошные помидоры?
– Бог послал, – ответил он, улыбаясь.
Быстро пролетела Страстная седмица. В Страстную Субботу у батюшки были большие хлопоты с освящением куличей. Народу с корзинками собралось много. Все суетились, старались побыстрее освятить свои приношения. Чин освящения происходил в церковном притворе. Милиционер, стоявший снаружи, регулировал впуск богомолок с корзинками и к концу уже совсем упарился. Освящая содержимое корзинок, батюшка углядел в одной из них добрый кусок свиного окорока.
– Это чья корзинка?! – закричал он.
– Моя, – ответила молодая богомолка с круглым румяным лицом. – А что?
– А то, – сказал батюшка, – что в храм Божий мясо вносить не дозволяется.
– Как так не дозволяется? Его надо освятить.
– Не буду освящать, и вас прошу выйти с непотребным здесь продуктом.
– Ах, еще и непотребный продукт! А вот не выйду!
Батюшка хватает жирный окорок, несет его к открытой двери и кидает через толпу вон. Окорок, описав траекторию, шлепается на голову стража порядка. Тот свистит в свисток. Подобрав окорок, он с этим вещественным доказательством обиженно идет к батюшке.
– Как же так, святой отец, я же при исполнении, и вдруг получаю контузию этим предметом. – Он потрясает окороком и нюхает его.
– Прости, дорогой, я совсем запарился с этими богомолками. Да и рассердила меня эта упрямая.
– Раз такое дело, я этот окорок конфискую.
– Батюшка, простите меня, только освятите кулич и пасху, а окорок пусть переходит в собственность пострадавшего.
– Ну вот, слава Богу, все уладилось.
Я еще вспомнил, что в этой церкви «Крылечко» когда-то, еще будучи иеромонахом, служил будущий патриарх Алексий Симанский. Светлая личность, так много сделавшая для восстановления Русской Православной Церкви, служивший в тяжелую эпоху хрущевских гонений на Церковь, истинный пастырь Христов, не оставивший свою паству в страшные дни ленинградской блокады.
Наконец я заснул; временами просыпаясь, смотрел в окно, где было видно темное небо с яркими хороводами звезд. Временами на дворе лаяла собака. В углу комнаты уютно и безостановочно трещал сверчок. Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение. А утром Федя проводил меня на поезд в Тихвин, и я уехал.
