Он уже хотел было отвернуться, сделав равнодушную мину, но чужак не принял его мрачного юмора и не позволил ему так просто отделаться от себя. Он буквально впился взглядом в Фрэнка.
- Почему вы себя относите к ним? Ведь не хотите же вы этого. Человек, если он видит, что встал на ложный путь, должен с него свернуть! Есть ли у вас близкие, жива ли еще мать?
Кровь ударила в голову Фрэнка, и, растерявшись, он оглянулся на чужака. Может, это сам Бог послал ему Своего гонца, чтобы указать истинный путь? Какой-то миг он колебался. Потом вдруг снова перед его глазами встала разграбленная лавчонка; из-за того случая ему пришлось бы постоять за буфетом немало монотонных дней, чтобы вновь накопить необходимые для жизни средства. Фрэнк решительно отвернулся.
- Еще не время, - крикнул он в знак отказа, - пока я не могу вернуться!
Юноша словно растворился в тени скал. Всадники продолжили свой путь, они скакали по направлению к лесу, оставляя в стороне поселок золотоискателей. Фрэнк глядел им в след. Тут он заметил, что у бледнолицего седока, скакавшего теперь последним, что-то упало, сверкнув в сумерках светлым металлическим блеском. Юноша поспешил вдогонку, громко крикнул, но всадники уже успели исчезнуть за скалами. У ног Фрэнка лежала кожаная почтовая сумка, истрепанная и ни к чему не пригодная. Блестящим предметом оказался поддавшийся легкому нажиму никелированный замок. Планшет содержал лишь наклеенную на жесткий картон сильно пожелтевшую фотографию. Фрэнк смог на ней различить миловидное девичье лицо, темные локоны, большие глаза. Шея была сжата странным старомодным воротником.
„Джиму Морису" - было выведенно в уголке каллиграфическим почерком. Фрэнк никогда раньше не слышал подобного имени.
Он очень внимательно разглядывал чудное личико, так сильно отличавшееся от накрашенной мордашки Стеллы или от кокетливых лиц кинозвезд, чьими портретами были увешаны стены трактира. Оно также совершенно отличалось и от усталого, вялого выражения лица матери - и в тоже время, однако, в чем-то напоминало его. Фрэнк почувствовал, как разочарование и гнев этого вечера бледнеют все больше и больше, а на душе становится спокойнее.
„Боже, я благодарю Тебя за этот портрет!" - бормотал он задумчиво. Ему неизвестна была эта девушка, о которой он ничего не слышал и которую вряд ли когда-то увидит, но ее портрет оживил в нем воспоминание о другом мире, оградил его от людей, сидевших теперь кучей в трактире, продолжавших кутить и галдеть. Это невольно укрепило его дух и придало ему надежды и силы последовать, наперекор всему, словам того спокойного великана. Он вдруг ощутил себя молодым и полным сил. Юноша с трепетом перевел свой взгляд на темные горы, и вновь его слух ловил шум лесов. Он поспешил к палатке. И на твердой почве его шаги были легки, как и прежде. Теперь ему казалось, что неприятное происшествие в трактире с дерзким откровенным Вилли осталось где-то далекодалеко.
