- Да, Вилли, теперь я понимаю, что сейчас ты впервые говоришь правду, именно сейчас, когда ты растерял всю свою рассудительность. А теперь я должен задать тебе еще один вопрос по поводу того, что послужило причиной твоего ухода из родительского дома.
Вилли, смутившись, посмотрел на Фрэнка, чей твердый, беспощадный взгляд вдруг вселил в него страх.
- Отвечай, или тебе не поздоровится, - пригрозил Фрэнк.
Вилли по-настоящему испугался. Сначала он привычно хотел уйти от разговора, уклониться парой шутливых слов, но потом, однако, понял, что, невольно выдав себя, он уже не сумеет вывернуться. И внутренний страх постепенно сменился настоящим ужасом. Но все же он вновь громко засмеялся и дерзко бросил:
- Да, это я очистил кассу твоей лавки, и - не один раз! Ха-ха-ха! Это я ловко инсценировал ночную потасовку в твоей лавчонке! Ведь я с удовольствием уступаю всю черную работу таким несмышленышам, таким бестолочам, как ты. Твой компаньон, этот краснокожий тихоня, надежно упрятан за решетку. Не я ли всегда говорил, что с твоим знанием людей нельзя стать человеком, но ты так ничего и не понял, что ж, тем хуже для тебя. Ха-ха-ха!
Он снова громко засмеялся, но, заметив ненавидящий взгляд Фрэнка, стал правой рукой незаметно нащупывать свой револьвер. Однако юноша неожиданно опустил приподнятые было кулаки.
- По крови ты мне брат, а иначе я обошелся бы с тобой согласно закону дикого Запада... Значит, это по твоей вине тяжело ранен верный Холл?
Вилли содрогнулся. Его сознание вновь прояснилось, кураж улетучился. Он разозлился на себя за свою недостойную опрометчивость. Как мог он, хитрый Вилли, совершить такую большую глупость! Он неуверенно поднял стакан и, гримасничая, улыбнулся:
- Подожди, Фрэнк, не относись к моим высказываниям так гневно, ведь это всего лишь шутка, только шутка. Ну что стоят такие мелочи! Деньги я взял только для того, чтобы заплатить за нашу поездку. Ведь за тебя тоже пришлось заплатить. А твоего Холла подстрелил не я, а другой! В этом ты мне абсолютно можешь поверить!
Фрэнк с отвращением отвернулся.
- Похоже, ты очухался: начинаешь врать по новой, -он презрительно передернул плечами и молча вышел. Дверь за ним грохнула, щелкнув замком, и вот юноша оказался один в просторных, ясных, серебристых сумерках.
Он шел, как во сне, оставляя за собой темные дома поселка, и вскоре достиг высотки, где, тяжело дыша, остановился и, опустившись на землю, заплакал, как ребенок: „Мою бедную, старую, больную матушку я бросил на произвол судьбы - и только для того, чтобы сделать всю черную работу для этого ловкача! Слепец и глупец, надо же было так попасться ему на удочку!"
