Когда Тун вошел, двое лихих парней уже сидели в квартире Кооса, называемого еще своими постояльцами „Тиф" за его сухой и бледный вид. Тиф был укрывателем-профессионалом. Здесь можно все сбыть, все поменять: от молнии-застежки до платиновой пуговицы. Но он никогда не рассчитывался наличными, а лишь едой, питьем, ночлегом. Часто Тифу наносились высокие визиты, то есть обыски полиции. Тиф оставался при этом неизменно хладнокровным и безразличным. Он не бегал ни сзади, ни впереди контролеров, а спокойно продолжал восседать за своей буфетной стойкой с газетой на коленях. Однако, под его ступней, прямо под подставкой для ног, находилась кнопка. Легкий нажим каблуком, и тотчас где-то в доме раздавалось мяуканье кошки.
Да, это было самое настоящее мяуканье. Где только могла сидеть кошка? Во всяком случае, ее мяуканье слышалось частенько, хотя никто кошку не видел.
Тем вечером, когда Тун заказал на ночь постель, как раз прошла облава. Кошка промяукала, господа
из полиции снова ушли, сопровождаемые тонким оскалом хозяина гостиницы, слегка пришлепнувшего свою кепку на голове. Он так делал всегда, когда бывал в хорошем настроении.
- Так, молодой человек, на целую ночь?
- Да, шеф.
- Прекрасно. С едой?
- А что у вас в параше?
- Цемент.
- Пойдет! Картофель вперемежку с бобами я очень даже люблю.
Тун присел за одним из столиков в углу квартиры. Вблизи от него сидели два молодчика. Один из них любопытствующе взглянул на Туна и потом сказал:
- Ну, Тун, снова в городе? Все-таки избавился тогда от своего старика, а?
- Что ты имеешь в виду? - испуганно спросил Тун.
- Твоего старика. Ты же его отправил на тот свет, твоя мать потом рассказывала, ты ведь как-то раз даже топором угрожал.
Тун вцепился в край стола. В нем поднималась слепая ярость. Он схватил стул, занес его над своей головой и хотел было обрушиться на этого словоохотливого, как отключился свет.
- Ты лжешь, лжешь! - орал Тун, а в комнате уже стоял такой грохот, что едва можно было разобрать хоть одно собственное слово. Толпа крепких парней свалилась на него, как с неба. Но ему удалось-таки проскочить между столами к двери и смыться из комнаты в темноту ночи. Он мчался по улице вдоль канала, его ослепляли фары встречных автомобилей, прохожие шарахались от него в испуге в сторону.
На углу Ангстельмштрассе его схватил за руку какой-то полицейский. Тун споткнулся, ударился головой о камень бордюра, а потом все стало тихо, совершенно тихо... он падал, погружаясь прямо в руки Шефа, Шефа из Амерсфорта, и Шеф нес его прочь, прямо как тот пастух ягненка на плечах...
