- В путешествие? - спросил постовой.
- Да, в Лейсден. На большую фабрику, которая находится там, - соврал Тун.
- Что, хорошая работа?
- Чудо, по нашим временам просто счастье!
- Да, звучит заманчиво. Мне, кстати, тоже надо туда.
Тун струсил. Неужели этот легавый что-то заподозрил?
- А с одним что только не случится в пути, - продолжал полицейский, - порой бывают большие неприятности, и некому помочь.
- Да, - ответил Тун, - и все эта безработица, не так ли?
Скоро глаз мог различить первые дома Лейсдена. Тун был страшно напуган. Да и возможно ли было путешествовать вместе с легавым, полицейским, это никак не могло кончиться добром! Это обязательно принесет несчастье!
- Что-то пить хочется, - пояснил он спутнику, -пойду-ка, пожалуй, выпью стаканчик пивца.
- Ну, тогда успеха, парень! - успел крикнуть при этом полицейский, слегка усмехнувшись при этом.
Тун подошел к торговому заведению, но входить не стал - ведь у него в кармане не было ни гроша! Он расположился позади толстого вяза и подождал, пока полицейский не исчезнет из виду. Ну, вот, кажется, он ушел! Вот хорошо! Теперь снова в путь, парень, выше голову и вперед!
И он зашагал дальше по пустоши к Буссуму. В желудке у него урчало, и ноги начинали болеть. Он свернул на какую-то проселочную дорогу и подошел к сараю. Когда он лег в солому, то самодовольно пробормотал:
„Немного терпения, парень, все снова в порядке. Завтра опять что-нибудь будет поесть. Но самое главное: я без Бога, не тащу его на своем горбу. А Гизе пусть молится и вкалывает! Мне дорога свобода, я рожден джентльменом. А о том, чтобы дать себя все время надувать, не может быть и речи! Ты должен остаться верным себе, порядочным парнем!"
Скоро он уснул. Ему снились повсюду снующие легавые и сковороды, полные еды, ругающиеся крестьяне и лающие цепные псы. Он хотел уже бежать прочь, но тут к нему подошел Шеф и поднял вверх толстую черную книгу, а Гизе, ах этот Гизе...
Так, целыми днями Тун был в пути. То тут, то там он выклянчивал себе бутерброд, а с утра пораньше воровал молоко из бидонов, которые стояли приготовленными для отправки перед молочными фермами, вымаливал у какого-нибудь крестьянского работника сигарету, а порой и удостаивался монеты от сердобольной крестьянки, находившей что-то симпатичное в его живом, энергичном лице, с которого никогда не сходило воодушевление.
Через несколько недель он снова очутился в столице и остановился в „Зеленом Ягненке", маленьком грязном трактире. Он ел свою луковую кашу и выпивал свою кружку пива к ней. Трактир, как всегда, был битком набит. Гостям приходилось спать втроем в одной постели, а некоторые спали и на полу в коридоре. Здесь порой прямо посреди ночи слышны были сильные вопли, когда кто-нибудь из гостей, захмелев, натыкался на другого и с грохотом обрушивался с лестницы. Но Тун спал спокойно во время любого скандала и драки, будимый утром хозяином раза три, который никак не мог взять в толк, как мог такой прожженный бродяга иметь такой сон. Ведь другие, те уходили еще затемно...
