Тут ему на память внезапно пришли слова, прочитанные не так давно вслух Шефом: „Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Своего Сына единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную". Гизе смотрел на эту благодать Божию, смотрел на Голгофу, где Господь Иисус как Спаситель страдал и умер. И он осознал, что и для него было готовым прощение, и тогда он смирился в душе, и теперь он вдруг смог возликовать:
„О Господи, какая благосклонность! Я верю, я верю! Господи, и за меня ты шел на суд и смерть, Ты, Сын Божий, Ты, Спаситель мира! Мое сердце должно принадлежать Тебе, приди же, Господи, приди!.."
Немного спустя прозвенел утренний колокол. Мужчины просыпались, потягивались в кроватях и протирали глаза. И это было невероятно - ведь они видели Гизе, коленопреклоненного и молившегося!
Тун с трудом этому верил. Когда он после сидел за столом с завтраком, то он уставился перед собой, подпирая голову руками. К завтраку он даже не прикоснулся. В его сердце вновь царил невообразимый сумбур. Он охотно сейчас что-нибудь разломал бы, скинул бы посуду со стола или кинулся, куда глаза глядят. После „аминь" он вскочил, пробежал мимо Гизе, презрительно прошипев ему:
„Они тебя, барана безмозглого, надувают!"
Потом он взял свою шапку и побежал вниз по лестнице. Во дворе он чуть было не сшиб инспектора.
- Я смываюсь, больше не останусь здесь! - закричал он, выскальзывая наружу через большие открытые ворота. Там ему тепло улыбалось в лицо весеннее, солнце, и он направился к проселочной дороге. Внутренне он немного успокоился. Запах просыпающегося земного царства дул ему навстречу. Тун глубоко вдыхал свежий воздух и бодро шагал вперед. Но он не ушел от Гизе. Уж этот Гизе! Чтобы он дал себя надуть! Конечно, он сейчас стоял в зале со сложенными для молитвы руками. А Шеф был горд обращением Гизе! Ну как этому верить! Что же за дрянь эта жизнь! Нет, чтобы Гизе дал так просто тянуть себя за веревку! Больше нельзя было верить никому, точно как тому старику, который подменил его сумку.
Но он, Тун, еще оставался джентльменом! А остальные сгубили свой характер в этой каталажке. Он - нет, он оставался свободным человеком! Как она великолепна, эта свобода! Подальше от этой ночлежки - от этой клетки!
Тут Тун увидел приближающегося к нему полицейского.
- Доброе утро, господин вахмейстер, чудесная погодка!
- Утро доброе!
Молодой человек в форме украдкой разглядывал его. Но Тун был порядочно одет и побрит.
