— Посижу! — как-то неопределенно сказал он, — может, пока ты не заснешь!
— Хозяйство не застудишь, сидючи на полу, детей рожать не сможешь.
— Дети у меня имеются, вон какая красоточка вымахала, про своего друга тебе не говорила?
— Говорила, только не показала. Сказала — ничего пока определенного, может, через месяц-другой будет… — улыбнулась Лена.
— А я сподобился, не, не знакомила — случайно, приехал, к дому подходил, они там прощались у подъезда, горячо так, — усмехнулся Ерохин. — Она в меня — домой никого не водит.
— А то ты монахом живешь!
— Я же спрашиваю тебя, как ты? — обиделся Ерохин. — Почему тебе можно верить, а мне никак?
Оба помолчали, понимая, что могут слово за слово вдрызг разругаться.
— А давай я тебе сказку-быль расскажу? — встрепенулся Ерохин. — Новый год на носу. Чудеса, говорят, случаются?
Лена пожала плечами:
— Почему бы и не, попробуй, вдруг понравится?
Ерохин сходил в спальню, принес сложенное одеяло, бросил его возле дивана:
— Вот, чтобы не зачихать, сказка длинная, наверное, получится.
Прислонился головой к дивану и, прокашлявшись, сказал:
— Ну, слушай. Жил-был, нет, не принц, скажем, Иван, почти дурак. Рос Иван, как и все ребята вокруг, где-то хулиганил, где-то дрался, лазил по деревьям, учился, все как у всех. Побыл служивым, по приезду со службы встретил свою… Елену Прекрасную — это почти во всех сказках — или Елены, или Василисы имеются, точно так же как и Иваны-дурачки. Хоть и невеликого ума был, а понял — вот оно, его счастье, единственное. Тшш, — остановил он вскинувшуюся было Лену, — это же сказка, дослушай! Ответила взаимностью ему Елена прекрасная, и стали они жить-поживать и добра наживать, да только повернула эта сказка куда-то не туда. Старался Иван-дурак сделать жизнь своей Еленушки и дитёнка послаще, ой, как старался. Потихоньку стало у него получаться, радовался он, работа приносила приличный доход, дитёнок подрос, Еленушка все так же любила его, как и он её. Приобрели они загородный теремок, что и стал неприступной крепостью между ними…
Поехал как-то Иван на самодвижущейся повозке туда, да не один, а с, казалось бы, другом, чуть ли не побратимом. От простоты души и похвалился Иван теремком-то, да вот не дано ему было познать, что почти друг и почти побратим завидовал ему, сильно так.
— Ерохин, — пробормотала засыпающая Елена, — прости, доскажешь завтра, я уже вырубаюсь.
— Конечно, спи!
Взял её руку, прижался к ней колючей щекой, ожидая, что или стукнет, или выдернет руку, но Лена уже спала.
