Хлопнул выстрел с крыши и Тимирдей дернул затвором:
– Господин поручик, так-то одного с коня ссадил.
– Сколько их там вообще?
– Так-то у дороги двое лежат, одного конь тащит, еще троих видал – за рощей-то.
– То есть шестеро всего было?
– Выходит так!
– Та-ак!
За рощей располагался хутор, на котором жила хорошая, крепкая, многодетная семья поселян. И увидеть хутор пылающим, а поселян – зарезанными не хотелось от слова совсем.
– Лемешев! Кончай палить в белый свет как в копеечку. Автомобиль заводи!
– Так я… Это к Парамонычу! – Парамоныч, он же ефрейтор Пищиков, привез нас сюда буквально полчаса назад на "полуторке".
– А Парамоныч – где?
– В караулке…
Давя внутри матерщину, я побежал к караулке, поднимая сапогами облачка пыли и надеясь, что Пищиков в состоянии справиться с машиной.
После яркого света южного дня полумрак караулки ослепил меня, и я сощурился, тщетно пытаясь разглядеть, что происходит внутри. Когда зрение вернулось, я облегченно выдохнул, но тут же одернул себя – парня было жалко. Молодой боец с бледным лицом стойко терпел перевязку, которую делал санитар, а Парамоныч – плотный дядька с блестящей лысиной, придерживал его голову и бормотал что-то утешительное.
– До свадьбы заживет, говорю! Еще попляшем на твоей свадьбе, говорю! Крови много не вытекло, не переживай, мы тебя к его светлости доставим, он тебя заштопает! Наш доктор кудесник, слышишь? Кудесник, говорю!
– Ефрейтор Пищиков, заводите машину!
– А как же…
Я глянул на санитара, потом на раненого парнишку. Тот выглядел худо, и по-хорошему его стоило доставить в расположение, но…
Санитар поднял на меня взгляд, и я увидел совсем молодое лицо, все в пыли, крови и копоти.
– Бедро, навылет. Жить будет, но его к врачу бы…
Я с досады хлопнул фуражкой по ноге. И почти просительно, растерянно проговорил:
– Может быть сейчас там башибузуки хуторян режут…
Раненый боец разлепил спекшиеся губы и тихо, но твердо сказал:
– Потерплю, езжайте.
Я просто кивнул и сказал Парамонычу:
– Давай, к машине! – и санитару: – Ты присмотри за бойцом…
Я, черт побери, ненавидел такие моменты. Но мы – солдаты, мы носим форму, мы здесь для того, чтобы там, на хуторе, остались живы семь детей, их мама и папа! Или всё это – война, Империя – вообще не имеет никакого смысла!
– Тингеев, и вы двое, – я кивнул бойцам с пулеметом, – за мной! Лемешев – остаешься за старшего.
Тингеев белкой юркнул в кузов, солдаты, переругиваясь, затянули пулемет и коробки с лентами. Я наконец вспомнил их фамилии – рядовые Гущенко и Ющенко, дюжие парни из одного села, откуда-то с юго-запада.
