Ухватившись за леер80, капитан подался вперед, воззрившись на восточную часть города. Мускулы его затекли и заныли от напряжения.
Он жаждал сейчас одного: услышать от кого угодно вразумительный ответ, горит ли Купеческая. Сердце кровью обливалось: там стоял его дом, там остался Палыч!
− А ты, часом, не пьян, сволочь?! − гаркнул в сердцах Преображенский, уже сознавая, что ошибки быть не может.
− Не могу знать, вашбродь! Оно ведь там… тебе не здесь… с какова боку глянуть… Ежли изволите-с… − испуганно бормотал матрос, вытаращив глаза и держа по швам бурые от въевшейся смолы руки.
− Тьфу, дурый! Чаво балаболишь? − серпом резанул другой, щуплый, из нанятых местных поморов. − Оно же куды как день ясно! Купеческая, как есть, даже не сумлевайтесь, господин офицер!
Но Андрей уже не слышал его. Окаменев, он внимал надрывному звону, как вдруг над церковью зардело небо.
Зарево расходилось на глазах: из нежно-малинового нижний край неба стал гранатовым, и вскоре широченный драконовый язык пламени взвился над крышами дальних домов. Лицо капитана исказила судорога. В грудь будто ледовая спица кольнула. «Государев пакет! Сгорит же к чертовой матери!»
Стяги огня взлетали выше, дьявольски множились, лизали все бульшие и бульшие пространства перед высыпавшими на открытую палубу матросами и офицерами.
− Вот бесово семя! Жарит-то как, матерь Божья!.. Поди ж ты, вся улица полыхат… Ах, сердешные, народец-то весь как на ярманке… − горланил кто-то из мужиков. Остальные скорбно молчали и крестились широким крестом. Порывистый ветер трепал их волосы, принося с берега запах дыма и гари.
− Эко диво! Гляньте-ка, рябцы! С капитаном-то чо? −прошикал щуплый мужичонка, злорадно хихикая. − Эй, служивые, благородие-то ваше, кажись, ерша заглотнул, али нежен вельми?
− Да будет лясничать-то, баклан! Креста на те, верно, нет! − прищучил его марсовый Соболев − Дом у него там…
* * *
Капитан кинулся вниз по ступеням. Мичман Мостовой, угадав желание своего нового командира, бросил с матросами трап; Андрей, не придерживаясь за фалреп81, стремглав пронесся по нему.
Зловещий рубиновый свет, казалось, разливался теперь по всему небу. Тучные клубы дыма кудрявились, плыли вверх, нависая грязно-серым грибом. Запах пожарища становился все ощутимее.
Мысли Преображенского летели кувырком: «Горит дом?.. А может Господь уберег? Что с Палычем? Почему, шельма, не прискакал, не известил, черт возьми! Успею ли вызволить пакет? Ежели не судьба − прощения нет, то бишь, выход один − пуля!»
