— Погоди, я сейчас все сделаю, — засуетилась я, подхватила тряпку и принялась вымакивать пол.
— Сделаю, сделаю, — ворчливо передразнил меня Энги, поднимаясь и отряхивая мокрые штаны. — Лучше бы грабли подальше убирала.
— Ступай в дом, переоденься, я здесь сама закончу, — миролюбиво сказала я, понимая, что ворчания теперь хватит на весь вечер.
Я вымыла пол, вымела наружу мокрую солому, поставила на место сапоги, вышла во двор и заново набрала в ведра воды, притащила их в горницу, опрокинула в бочку. Подошла к рукомойнику вымыть руки и уже тут поняла: что-то не так. Вместо того, чтобы бормотать ругательства себе под нос и громко топать по избе, Энги стоял как вкопанный над моей лежанкой.
Только тут меня осенило: Ульва! Он увидел портрет своей матери!
Поспешно вытерев руки о передник, я подошла к Энги и положила руку ему на спину. Робко заглянув через плечо ему в лицо, увидела, что на нем застыла страдальческая гримаса.
— Прости, — шепнула я, ласково поглаживая его по спине, — я не хотела бередить твои воспоминания. Твою мать я нарисовала еще при жизни…
— Что это? — он ткнул пальцем в куколку.
— Э-э-э… просто кукла.
— Откуда она у тебя? — мне показалось, что я услышала скрежет его зубов.
— Не знаю. Всегда была у меня.
— Ты пришла сюда с этим?
— Меня привели волки. Ульва нашла меня в лесу…
Энги порывисто обернулся, схватил меня за плечи и встряхнул.
— Когда это было? Ты говоришь, пять лет назад?
— Может, чуть больше… Кажется, тогда было самое начало осени, — растерянно пробормотала я, не понимая, почему его лицо так болезненно исказилось.
Энги сорвал с моей головы платок, перекинул на грудь косу и, больно дергая меня за волосы, расплел их до самого верха.
— Что ты делаешь? — не решаясь перечить, удивленно спросила я.
Он молча растрепал волосы по плечам и отступил на шаг, оглядывая меня с ног до головы потрясенным взглядом.
— Проклятье. Ну почему это случилось со мной? — он застонал и закрыл лицо руками, грузно опустившись на лежанку.
— Да что случилось, ты можешь объяснить?! — от неосознанной тревоги сердце лихорадочно забилось в груди.
— А ты не понимаешь? — почти закричал он, отняв руки от лица; его губы вдруг стали жесткими и некрасиво искривились — таким он мне никогда не нравился.
— Не понимаю. Объясни.
— Мы все были слепы, — теперь он вцепился себе в волосы и, кажется, говорил сам с собой. — И моя мать. И все люди. И я, глупый осел.
— Энги, не мучай меня, скажи что случилось!
— Ты никакая не Илва, вот что случилось! — выкрикнул он с болью, полыхая зеленью глаз. — Ты пропавшая принцесса Ингрид. И почему, почему никто этого сразу не понял? Ведь все просто! Откуда только ты могла взяться в наших лесах?!
